— А ты присмотрись, — посоветовал ему Егор. — Видишь меня? Так вот я — за него. Или ты еще не почувствовал?
Шеринг потер плечом поцарапанную челюсть и сказал:
— Если вы об аппарате насилия, то очень даже: на собственной шкуре, так сказать. А вот это все — государство, держава, идеи служения — нет больше этого ничего, Ваня. Есть большое Ничто. А вы — его посланец. Можете мнить о себе все, что хотите, но для меня вы — никто. Никто из Ниоткуда.
— Все сказал?
— Могу добавить, но вы ведь все равно не слушаете.
— Молодец, понял. А теперь пошли.
Они не пошли по аллее, а стали продираться сквозь кустарник к дороге. Егор шел чуть впереди, он и не думал придерживать ветки, так что Шеринг, руки которога были стянуты наручниками, постоянно чертыхался и ойкал, когда ветки хлестали его по щекам.
В конце концов они выбрались из сквера.
— Постойте, — жалобно попросил Шеринг. — Дайте отдышаться. Иначе я умру от усталости.
— Ты ведь спортсмен. Забыл?
— Спортсмен. Но не марафонец. К тому же вы меня слишком сильно припечатали к асфальту. — Шеринг подвигал плечами и сморщился от боли. — По-моему, у меня сломано ребро.
— Какое? — поинтересовался Егор и подступил к нему вплотную.
— Слева.
— Здесь? — Кремнев грубо схватил Шеринга пятерней за ребра, и тот вскрикнул.
— Что ты делаешь, гад?!
— На врачебном языке это называется пальпация. — Кремнев убрал руку и демонстративно вытер ее о плащ. — С твоими ребрами все в порядке, — сказал он. Усмехнулся и добавил: — Чего не скажешь о мозгах.
— Опять вы меня оскорбляете, — скривился Шеринг. — Я не понимаю: это у вас что, стиль общения такой? С женщинами вы тоже так разговариваете?
— Ты не женщина.
— Спасибо за дельное замечание. Предлагаю присесть на скамейку и отдохнуть.
Егор пожал плечами и зашагал к видневшейся неподалеку скамейке.
Расположившись на скамейке, он достал из кармана сигареты. Шеринг посмотрел, как он прикуривает, и вдруг мрачно изрек:
— Ничего у вас не выйдет. Он вам меня не отдаст.
— Кто? — удивленно спросил Егор.
— А вы еще не поняли? Генка. Генка Соркин. От меня он хотел избавиться еще три года назад, когда дело на него завели. Я смылся. Тогда мне это удалось. Но тогда рядом со мной не было вас, господа чекисты.
Кремнев усмехнулся:
— Ну, смыться мы тебе больше не дадим. Хватит, побегал. Пора и на покой.
— То есть на нары? — Шеринг покачал головой. — Наивный! Я ведь о другом: кто-то из Генкиных друзей сидит среди ваших и наводит. Вам это еще не ясно?
Рука Егора остановилась на полпути ко рту.
— Ты думай, прежде чем сказать, — угрюмо сказал он.
— Обидно за организацию, да, Ваня?
Кремнев сузил глаза и мрачно уставился на Шеринга. Однако тот ничуть не смутился.
— А ведь так оно и есть, — сказал он после паузы. — У Генки длинные руки.
— Обрубим, — пообещал Егор, отвел взгляд и глубоко затянулся сигаретой.
Шеринг смотрел на него с сожалением.
— Эх, Ваня, — грустно сказал он, — в России никогда не умели беречь.
— Кого?
— Никого и ничего. Тем более людей.
Кремнев выпустил густое облако дыма и искоса глянул на Шеринга.
— Ты что, историк?
— При чем тут историк? Вот представьте: привозите вы меня в Россию. Сажаете под замок, берете в плотное кольцо охраны. Но среди вашей охраны снова оказываются его люди. Каков исход?
Егор не ответил.
— Молчите? Ну, тогда я вам скажу. Я даже «а» сказать не успею! Меня шлепнут в первый же день!
Егор отрицательно мотнул головой:
— Исключено.
— Ну, во второй.
Кремнев несколько секунд помолчал, обдумывая все сказанное, затем отшвырнул окурок и повернулся к Шерингу.
— Боишься, Моня? — с холодной насмешливостью поинтересовался он.
— Я просто слишком много знаю, Ваня, — устало ответил Шеринг.
Глаза Кремнева яростно сверкнули.
— Не вырос у твоего Генки, понял? Не вырос еще, чтобы нас иметь. Это я тебе говорю, Егор Кремнев.
Олигарх посмотрел на Егора со снисходительной улыбкой.
— Знаете, в лучшие времена меня охраняли полсотни таких, как вы… — Шеринг на секунду запнулся, подыскивая подходящее слово, и договорил: — бультерьеров. И я им за это платил. Так вот, никак не могу избавиться от мысли, что вы — один из тех пятидесяти.
Олигарх выдержал паузу и презрительно добавил:
— А я, извините, не воспринимаю всерьез слова людей, которых содержу.
В лице Кремнева не дрогнул ни один мускул.
— Еще раз, — сухо сказал он. — Кого ты содержишь?
— Я только сказал… — Шеринг наткнулся на ледяной взгляд Егора и вдруг смолк.
— Что-что? — медленно проговорил Егор.
Шеринг, собрав волю в кулак, отогнал страх и вызывающе улыбнулся.
— Ничего. Если хотите, можете меня порвать. Как Тузик грелку.
Кремнев грубым хлопком накрыл гульфик олигарха и стиснул пальцы. Шеринг побледнел. Глядя в округлившиеся от невыносимой боли глаза Шеринга, Егор отчеканил:
— Выдохни и договори. Что там про людей, которых ты содержишь?
Шеринг скривился от боли.
— …Не могу… относиться… серьезно, — сдавленно пробормотал он.
Кремнев побледнел от гнева.
— Ах ты, гад. Тебя охраняли. Жизнь за тебя готовы были отдать. А ты вот как, да?
— Извините… — выдавил из себя Шеринг.
Егор повернулся к нему ухом:
— Что, хозяин?
— Извините… — вновь хрипло прошептал Шеринг.
— Не слышу, хозяин.
— Из… ви… ните…
— Громче, хозяин.
— Я… прошу… прощения! — выдохнул со слезами на глазах Шеринг.
Кремнев секунду выждал, затем ослабил хватку.
Шеринг откинулся на спинку скамейки и с воем втянул воздух. Из глаз у него покатились слезы.
Кремнев достал сигарету, покосился на олигарха и хмуро изрек:
— Это тебе от нас — от бультерьеров.
* * *
Вот уже битых пять минут Кремнев стоял возле телефона-автомата, раз за разом набирая номер, который прочно отчеканился у него в мозгу.
Скованный наручниками Шеринг лежал в ближайших кустах. С улицы его было не видно, а сам он из кустов не показывал носу, опасаясь новой вспышки гнева своего мучителя.
