Стоял май 1960 года. В прошедшие зимние месяцы мы продолжали тренировки в бассейне, увеличивался и наш арсенал подводных технических средств. У нас в распоряжении были теперь два первоклассных «Конвас-автомата» с герметическими боксами, проектировался подводный буксировщик – носитель аквалангиста.
Каспийское море встречает неприветливо. Дует студеный ветер и разводит короткую, неприятную волну. Цвет воды здесь, в северной части моря, желтоватый. Это сразу бросилось в глаза после зелено-синего Черного моря или сине-серого Баренцева. Время до прихода в назначенное место используем для установки компрессора, который пришлось поместить на шлюпочную палубу около фальшивой трубы. Трубку, засасывающую свежий воздух, направляем в сторону от выходного отверстия выхлопных газов судового двигателя, чтобы в баллоны не попала окись углерода Правда, на пути различных вредных примесей верным стражем нашего здоровья стоит очистительный фильтр, но он, к сожалению, не защищает от угарного газа И поэтому дежурный у компрессора обязан внимательно следить за изменением направления ветра и соответственно поворачивать входную трубку компрессора.
«Ломоносов» полным ходом режет волны. Показательно, что такое имя носит немало исследовательских судов. Главный «Ломоносов» принадлежит Академии наук и совершает научные рейсы в Атлантическом океане. Другие «Ломоносовы», подобно нашему, бороздят воды внутренних морей и озер, разнося по ним память о великом предке.
Утром механик Дурындин заскочил в каюту и разбудил нас громкими возгласами: «Быстрее наверх. Тюлени!» Мы выбежали. На успокоившейся светлой глади моря черными бусинками виднелись сотни тюленей. От корабля они удерживались на почтительном расстоянии, не ближе 100-150 метров. Некоторые с непринужденной легкостью лежали на воде. Приятно пригревало солнце, и тюлени нежились, вбирая весенние порции ультрафиолета. На палубу вынесли ружье. «Отставить!» — грозно крикнул Никоноров и погрозил кому-то кулаком. Сквозь бинокль были хорошо видны забавные усатые морды, лоснящиеся в солнечных лучах. Конечно, нарушать эту ластоногую идиллию просто не хотелось.
«А у нас недавно был случай, — вдруг сказал появившийся на мостике моторист. — Сосем кильку рыбонасосом, и вдруг стоп! Подача рыбы прекратилась, а двигатель насоса весь затрясся от возросшей нагрузки. Остановили двигатель и осмотрели. Все в порядке. А когда подняли резиновый шланг, то не поверили глазам. К входному отверстию рыбонасоса был притянут тюлень. Он извивался, показывая острые зубы, но был плотно притянут к шлангу животом и самостоятельно освободиться не мог. Мы, конечно, ему помогли. А он, глупый, не понимал, и когда его опускали в воду, все силился укусить».
Мы шли в юго-западную часть моря на так называемый Сальянский рейд. Туда впадает полноводная Кура, воды которой в изобилии несут питательные органические вещества. Такой непрерывный процесс «удобрений» обеспечивает богатейшее развитие планктона – живого корма рыбы. Поэтому участок впадения Куры – это своеобразный рыбный питомник, один из богатейших на Каспии районов промысла.
На рейд входили днем. Сотни похожих друг на друга судов отдыхали на якорях, вернувшись с ночного промысла кильки. Часть из них теснилась у борта огромной плавбазы, буквально облепив ее. Сдав улов или получив продовольствие, рыболовный сейнер быстро «отскакивал» от базы, и его место занимал следующий. Просыхали конусные сети, на палубах гигантскими лианами громоздились шланги рыбонасосов.
Здесь рыболовная флотилия отстаивается днем. А с сумерками остроносые сейнеры идут на 20-30 миль в открытое море на промысел, становятся на якорь или ложатся в дрейф и включают освещение. Когда смотришь на эту армаду ночью, забываешь, что вокруг водная стихия, кажется, перед тобой раскинулся большой электрифицированный город.
Ночь. Темная, настоящая южная. Прохладный ветер напоминает о том, что в природе еще весна, а температура воды – всего четырнадцать градусов – предвещает нашей группе суровые испытания. Ультразвуковой рыбоискатель-эхолот – на глубине, в слое 25-40 метров, обнаружил скопление кильки и темной лентой изобразил ее на бумаге самопишущего регистратора. Застопорили ход. Огромный хобот – гофрированный шланг с укрепленными на конце двумя лампами – идет вниз. «Включить лампы, пустить насос!» – командует Иван Васильевич. И над спокойным морем, заглушая остальные звуки, понесся величественный рокот рыбонасоса Через две-три минуты из выходного отверстия потек серебряный килечный ручеек. Подставленные ящики, как в сказке, начали наполняться рыбой.
Заглядываю за борт. Темная вода, в которой ничего не видно, и вдобавок холодная. «Что ж, начинать?» — поет над ухом Виктор. «Давай», — быстро отвечает Олег, влезая в шерстяную фуфайку. На добротное водолазное белье из верблюжьей шерсти мы натягиваем водонепроницаемые костюмы из тонкой резины. Костюм состоит из рубахи и штанов, соединяющихся на талии герметизирующим жгутом. Рубаха скроена совместно с мягким резиновым шлемом. Теплое белье и костюмы резко увеличили наш объем. Для компенсации возросшей положительной плавучести надеваем пояса со свинцовыми грузами. Каждому требуется разное количество грузиков, мне – шесть килограммов, т. е. двенадцать штук. Самому массивному из нас – Олегу – двадцать грузиков, или десять килограммов. Смачиваем ласты мыльной водой и с трудом втискиваем в них свои «резиновые» ноги. На спину грузной ношей садится акваланг. По палубе передвигаемся с трудом, но через мгновение, в соответствии с законом Архимеда, мы превратимся в «грациозных» амфибий.
Ночное погружение. На поверхности воды не будет видно всплывающих пузырьков. Использовать для связи сигнальную веревку нельзя, поскольку нас трое, и в узком участке наблюдений три веревки будут не помогать, а мешать. Правда, впоследствии мы опустили сигнальный конец – один на всех. А сейчас единственная надежда – друг на друга, на товарищескую взаимопомощь.
По висячему штормтрапу опускаемся в воду, руками оттягиваем резину шлема, выпуская собравшиеся в гидрокостюме пузырьки, и ныряем. Чтобы войти в воду, наклоняемся туловищем вниз, резким толчком забрасываем ноги вверх, как бы делая стойку. Этот маневр известен иногда под названием «толчок от бедер». Вес поднятых ног вдавливает аквалангиста в воду, и тут идут в ход ласты. Два-три размашистых гребка ластами, и мы переходим в состояние невесомости.
Под кораблем – 150 метров, где-то внизу чуть проглядывает блеклое пятно лампочки. Медленно спускаемся вдоль хобота рыбонасоса. На глубине семи метров болезненно ощущаю, как тонкая пленка шлема втягивается в ушные раковины, вода давит неумолимым прессом. На пятнадцати метрах чувствуется резкое похолодание. Тут граница между слоями воды, нагретыми солнцем, и нижними, холодными. Идем еще ниже, и перед глазами встает неповторимая картина подводного царства, которое здесь, на Каспии, уже перестает быть владением Нептуна и приобретает нового хозяина – человека.
Вокруг лампы, в том месте, где свет сходится с тьмой, на периферии образовавшегося светового пятна, выстроившись частыми многоярусными и ровными, как на параде, рядами, движется килька В большинстве случаев эта подводная карусель, если смотреть сверху, вращается против часовой стрелки. С приближением к лампе порядок движения нарушается, становится более и более хаотичным. Возле всасывающего отверстия рыбонасоса килька, как бы загипнотизированная светом, беснуется и, попадая в зону всасывания, увлекается потоком воды. Золотое солнце двух расположенных рядом подводных дамп, серебрящаяся килька, затянутые в цветную резину фигуры друзей, зеленый, переходящий в непроницаемую мглу фон, – все это создает неподражаемую игру красок, света и теней. Внезапно в руках Олега вспыхивает ослепительная молния – сделан первый подводный фотокадр. Оборачиваться назад, в темноту, не хочется. Хочется плавать рядом со светом. Примерно такое же чувство возникает, когда сидишь в лесу ночью у костра.
