Когда народы освободятся от бремени военных расходов, солнце засветит еще ярче. Что будет тогда с сотнями подводных лодок, плавающих сейчас под флагами военных флотов?
«Северянка» – один из примеров будущего многих из них.
Вот и окончился наш рассказ о первом океаническом походе «Северянки». А что было дальше?
В КРЕМЛЕ. РАЗГОВОР С КОСЫГИНЫМ
В начале 1959 года после первого успешного экспедиционного плавания научно-исследовательской подводной лодки «Северянка», во время которого было сделано научное открытие, тогдашний министр рыбного хозяйства А. А. Ишков решил доложить об этом не кому-нибудь, а тогдашнему первому заместителю Председателя Совета Министров СССР А. Н. Косыгину. Меня как начальника экспедиции и автора проекта переоборудования боевой субмарины в научную обязали подготовить двадцатиминутный доклад. Косыгин назначил прием на 17 часов в один из дней в конце февраля.
Я первый раз попал в Кремль. Процедура попадания запомнилась. В бюро пропусков на бумаге с водяными знаками и разводами, похожей на банкноты, филигранной вязью да еще черной тушью был выписан пропуск. У входа в Спасские ворота охранники сличали его с паспортом. При входе в здание Совета Министров СССР – это на нем мы всегда видели красный флаг на фоне Мавзолея – снова охранники, пропуск и паспорт. В вестибюле – фонтан с нимфами и гардероб. Лифт, способный вместить взвод. Выход на третьем или четвертом этаже, точно не помню. Охранники с автоматами, пропуск, паспорт. Кажется, именно после этой процедуры у меня родилось стихотворение «Бумажный век».
Царит на планете бумажный век.
Жизнь без бумажки – мистика.
Какой, к примеру, ты человек
Без, скажем, характеристики.
И без отчета ты не ученый,
А просто так – огурец моченый.
Измыслил новую галиматью —
Пиши доклад, подавай статью.
А вышепоставленные арапы
Требуют справку, требуют рапорт.
В общем, нет спокойного места
Без машинописного текста.
Я жду не дождусь благодатного дня,
Когда без бумажного пропуска
В инстанции всякой примут меня
Вот так, нараспашку, попросту.
Когда, собрав со света всего
Мегатонны макулатуры,
Отдам их за королеву Марго
Или части ее фигуры.
Но поскольку к тому времени обмен всего бумажного на Марго еще не произошел, я двигался к приемной, ориентируясь на номер, который был обозначен в пропуске. Паркет, лакированные двери, сияющие в благоговейной тишине таблички: «Председатель Президиума Верховного Совета СССР К. Е. Ворошилов», «Председатель Совета Министров СССР Н. С. Хрущев» и так далее.
Открыв дверь в приемную Косыгина, я обомлел. В не очень большой комнате сидели, стояли, а в общем, маялись около двадцати солидных мужчин. Как выяснилось, это были в основном директора заводов, работники министерств, то есть, как тогда говорили, командиры производства. Некоторые ждали еще с обеда. Начальник канцелярии, остриженный под бокс, в темном пиджаке и почему-то в военных брюках с кантом, одной половиной тела говорил по телефону, а другой объяснял, присутствующим, что расписание шефа нарушил высокий визитер – английский премьер-министр Гарольд Макмиллан. В половине шестого вечера было объявлено, что сегодня никакие разговоры не состоятся, ибо высокие персоны сговорились посетить балетный спектакль. «Северянам» назначили на завтра, в 11 утра Но на завтра к Косыгину опоздали мы, примерно на двадцать минут. Именно это время потребовалось сотрудникам КГБ, чтобы выяснить, почему вчера в нашей группе было восемь человек, а сегодня только семь. Их волновало, где сейчас научный сотрудник С. Потайчук. Устное заявление директора Всесоюзного института морского рыбного хозяйства и океанографии В. П. Зайцева о том, что Потайчук не прибыл, так как простудился, было перепроверено, и только тогда все нормализовалось.
Алексей Николаевич Косыгин стоял у громадного Т-образного стола и был лицом похож на Керенского из фильмов об Октябрьской революции. Второе, что меня поразило, так это пассивное рукопожатие его вялой и тонкой, как у женщины, руки. Кстати, и манера поведения хозяина кабинета, и, в частности, его высказывания были такими же вялыми и никак не энергичными. Но высокий интеллект и подготовленность к предмету нашего разговора Косыгин обнаружил быстро.
Я, подталкиваемый в спину А. А. Ишковым и В. П. Зайцевым, рассказал о проекте переоборудования подлодки, целях и результатах ее двух экспедиций, об эффективности нового средства исследования и, наконец, об открытии в области биологии североатлантической сельди, имеющем значение для промышленного рыболовства. Ровно двадцать минут, отрепетированные дважды дома.
Завязалась беседа. «А сколько стоит серийная боевая подлодка, из которой переоборудована “Северянка’?» — обратился Косыгин к присутствующему в нашей команде начальнику Главного штаба ВМФ адмиралу Ф. В. Зозуле. Вопрос касался неатомных подлодок проекта 613. Их навыпускали сотни штук, продавали за границу десятками. Почтенный адмирал подумал, а затем попросил разрешения выйти, чтобы справиться по телефону. «Не стоит беспокоиться, оставайтесь», — сказал Косыгин. И тут влез я: «Три с половиной миллиона рублей». — «А на какую глубину рассчитана такая подводная лодка?» — задал Косыгин Зозуле спасительный вопрос. И опять, к моему величайшему стыду за адмирала, отвечать пришлось мне. Среди присутствующих я оказался единственным профессиональным подводником. Затем Косыгин, говоря о перспективах, упомянул об американском проекте глубоководной научной лаборатории «Алюминаут». Для этой подводной лодки, рассчитанной на глубину четыре с лишним километра, был даже изобретен сверхпрочный металлический сплав на основе алюминия. Государственный деятель спокойно сыпал судостроительными и морскими терминами, называл технические характеристики, сопоставлял расходы с возможным эффектом. Внезапно он обратился к адмиралу: «Федор Владимирович, как я понял, там у вас какие-то срочные дела. Я вас больше не держу». Зозуля покраснел и откланялся. А мне стало жалко этого старого человека, прожженного войной, опытного штабного работника, но, видимо, не очень подкованного по части научно-технического прогресса в подводном кораблестроении.
А Косыгин завершил встречу своеобразным гимном этому прогрессу, призвал дерзать и пробовать, поблагодарил за работу. Прощаясь, он снова подал мне, как ближе всех стоящему, свою усталую руку и сказал: «Если у вас будут возникать проблемы в научных делах, прошу обращаться непосредственно ко мне. Спасибо». И обращаясь ко всем: «Если товарищи не возражают, то есть возможность показать участникам экспедиции квартиру, где жил великий Ленин». Товарищи не возражали.
ТРАЛ НАД «СЕВЕРЯНКОЙ»
На грунте среди камбал. – Подводный высший пилотаж. – Нужен акваланг.
Сгрудившись у небольшого, размером с блюдце, верхнего иллюминатора исследовательской подводной лодки, пятеро научных сотрудников смотрят вверх. На первый взгляд, мне и нашему кинооператору Василию Китаеву в этой ситуации повезло больше, чем остальным, поскольку мы ведем наблюдение, лежа в специальном кресле, отдаленно напоминающем зубоврачебное. В лодке очень тесно, и кресло пришлось сделать складным, выпирающее место перегиба приходится как раз на поясницу, непрерывно напоминая о том, что путь ученого труден и тернист. Мы вдвоем приближены к иллюминатору по следующей причине: у Василия в руках киноаппарат, а я должен управлять курсом и скоростью лодки, как только ожидаемый объект появится в поле зрения.
