Он неотрывно смотрит на нее, а она, словно в подтверждение своих слов, стелет ему на диване. Поначалу он ушам своим не верит, потом жалобно скулит:
– Господи, Хета, ты ведь не всерьез! Мы же так любим друг друга! Ты же не хочешь выставить меня на улицу, прямо в лапы гестапо!
– Ах! – вздыхает она и сама себя уговаривает: – С гестапо все навряд ли так уж серьезно, иначе бы ты не шнырял нынче полдня по городу!
Он падает на колени. Прямо по-настоящему ползает перед нею на коленках. Обезумев от страха.
– Хета, Хета! – выкрикивает он сквозь рыдания. – Ты ведь не хочешь моей смерти? Разреши мне остаться здесь! Куда мне деваться? Ах, Хета, я прошу хоть капельку любви, я так несчастен…
Слезы и вопли, скулящая от страха собачонка!
Он норовит обнять ее ноги, хватает за руки. Она убегает от него в спальню, запирается на задвижку. Но всю ночь слышит, как он снова и снова дергает дверь, поворачивает ручку, скулит, умоляет…
Она лежит тихо-тихо. Собирает все свои силы, чтобы не уступить, не размякнуть сердцем от этих слезных просьб за дверью! Она тверда в своем решении больше с ним не жить.
За завтраком они сидят друг против друга бледные, невыспавшиеся. Почти не разговаривают. Делают вид, будто вчерашнего объяснения не было вовсе.
Но теперь он знает, думает она, и, если не пойдет сегодня искать себе комнату, завтра все равно покинет мой дом. Завтра днем я еще раз ему скажу. Мы должны расстаться!
О да, Хета Хеберле – женщина столь же мужественная, сколь и порядочная. А что она все-таки не выполнит своего решения, не оттолкнет Энно от себя, зависит не от нее, а от людей, которых она пока не знает. Например, от комиссара Эшериха и Эмиля Баркхаузена.
Глава 28
Эмиль Баркхаузен проявляет услужливость
Покуда Энно Клуге и госпожа Хеберле объединялись в новый жизненный союз, который так быстро распался, комиссар Эшерих переживал тяжелые времена. Он не стал утаивать от своего начальника Пралля, что Энно Клуге сумел живенько отделаться от хвостов и бесследно исчез в океане большого города.
Комиссар Эшерих покорно стерпел брань, градом посыпавшуюся по этой причине на его голову, он, мол, идиот, неумёха, пора засадить его, бездельника, за решетку, почти за год не изловил автора паршивых открыток!
А напав на след, умудрился, болван, отпустить парня на свободу! Собственно говоря, комиссар Эшерих фактически причастен к государственной измене, и, если он в течение ближайшей недели не предъявит обергруппенфюреру Праллю этого Энно Клуге, с ним соответственно и поступят.
Выволочку комиссар Эшерих покорно стерпел. Но она подействовала на него странным образом: точно зная, что Энно Клуге не имеет ни малейшего касательства к открыткам и ни на шаг не приблизит его к обнаружению настоящего автора, комиссар тем не менее вдруг почти целиком сосредоточился на розыске жалкого, ничтожного Энно Клуге. В самом деле, очень уж досадно, что плюгавый мужичонка, которого он собирался подсунуть начальству, чтобы потянуть время, выскользнул у него из рук. На этой неделе Домовой особенно постарался: на стол комиссара легли три его открытки. Но впервые с начала работы над этим делом ни открытки, ни их автор не вызвали у Эшериха никаких чувств. Он даже запамятовал пометить флажками на карте места находки.
Нет, сперва надо изловить Энно Клуге, и комиссар Эшерих вправду прилагал неимоверные усилия, чтобы сцапать этого малого. Даже съездил под Руппин, к Эве Клуге, на всякий случай заготовив ордера на арест самой Эвы и ее мужа. Однако вскоре понял, что женщина действительно не имеет уже никакого отношения к Энно и о его жизни за последний год знает крайне мало.
Все, что знала, она рассказала комиссару, без особой охоты, но и не упираясь, совершенно безразличным тоном. Ей явно было глубоко безразлично, что произошло с мужем, что он натворил или не натворил. От нее комиссар узнал лишь названия двух-трех пивнушек, куда Энно Клуге прежде частенько захаживал, услыхал о его страсти к игре на бегах и выяснил адрес некой Тутти Хебекройц, от которой как-то раз пришло письмо на квартиру Клуге. В этом письме Хебекройц обвиняла Энно в том, что он украл у нее деньги и продуктовые карточки. Нет, при последней встрече с мужем Эва Клуге письмо ему не отдала, даже не упомянула о нем. Только адрес случайно запомнила – она ведь почтальонша и привыкла запоминать адреса.
С этими сведениями комиссар Эшерих вернулся в Берлин. Разумеется, верный своему принципу задавать вопросы, но не давать ответов и не делиться информацией – так вот, верный этому принципу, комиссар Эшерих остерегся даже намекнуть Эве Клуге о деле, которое заведено на нее в Берлине. Его это не касается. Итак, разузнал он немного, но почин сделал, вышел, так сказать, на след следа, да и Праллю можно продемонстрировать: он не просто выжидает, а предпринял кое-какие шаги. Для начальства главное, чтобы шаги предпринимались, пусть и ошибочные, ведь затея с Клуге изначально была ошибкой. Но вот ждать оно совершенно неспособно.
Разговор с Хебекройц никаких результатов не принес. Она познакомилась с Клуге в кафе, знала и где он работает. Дважды он неделю-другую квартировал у нее, и она действительно писала ему про деньги и продуктовые карточки. Но когда Энно пришел к ней второй раз, он все объяснил: обокрал ее другой квартирант, не он.
Потом он опять смылся, не сказав ни слова, небось, по обыкновению, к бабе какой-нибудь. Нет, у нее с ним, разумеется, никогда ничего не было. Нет, она понятия не имеет, куда он подевался. Но в этом районе его точно нету, иначе она бы знала.
В обеих пивнушках он был известен под именем Энно, совершенно верно. Его тут давненько не видали, но наверняка опять придет, всегда ведь приходил. Конечно, господин комиссар, мы виду не покажем. Мы солидные трактирщики, у нас бывают только порядочные люди, интересующиеся благородным конным спортом. Коли он появится, сразу же вам сообщим. Хайль Гитлер, господин комиссар!
Комиссар Эшерих разослал десятерых агентов, поручив им обойти всех букмекеров и трактирщиков на севере и востоке Берлина и расспросить об Энно Клуге. А пока Эшерих дожидался результатов означенной акции, с ним случилась вторая странность: ему вдруг показалось вполне вероятным, что Энно Клуге все же имеет отношение к открыткам. Слишком уж необычные обстоятельства окружают этого малого: найденная у врача открытка, жена, сперва пламенная нацистка, потом вдруг решившая выйти из партии, предположительно оттого, что эсэсовец-сын совершил нечто такое, что матери очень не понравилось. Все вокруг этого плюгавого мужичонки так или иначе упирается в политику, притом что Эшерих счел его совершенно к ней равнодушным. Но возможно, Энно Клуге куда хитрее, чем думал комиссар, возможно, рыльце у него куда больше в пушку, возможно, там не только открытка, – словом, ему есть что скрывать, комиссар был почти уверен.
Подтвердил это и ассистент Шрёдер, с которым комиссар, чтобы освежить память, еще раз не спеша обсудил подробности дела. У ассистента Шрёдера тоже сложилось впечатление, что с Клуге не все чисто, что-то он скрывает. Ладно, посмотрим, скоро дело наверняка сдвинется с места. Комиссар нутром чуял, а в таких случаях чутье редко его обманывало.
