Среди всеобщего смятения Жан неподвижно стоял возле Клары, не пожелавшей удалиться из залы.
В минуту, когда агенты были уже в дверях, мэтр Ник сделал последнюю попытку к примирению.
— Господин Рип, господин Рип, — сказал он. — Сейчас вы прольете кровь, и совершенно напрасно, уверяю вас! Повторяю, Жана Безымянного, которого вам приказано арестовать, на ферме нет!.. Даю вам слово!
— А если бы он и был тут, говорю я вам, мы встали бы за него насмерть! — вскричал Том Арше.
— Отлично! Молодец! — воскликнула Катерина, в восторге от поведения своего мужа.
— Лучше вам не вмешиваться, господин Ник! — ответил Рип. — Вас это не касается, и как бы вам не пришлось потом раскаяться! Я исполню свой долг во что бы то ни стало!.. А теперь с дороги! С дороги!
Дюжина агентов ворвалась в залу, а Том Арше и его сыновья кинулись на них, пытаясь оттеснить назад и запереть дверь. Мэтр Ник все еще суетился, повторяя, хотя его никто уже не слушал:
— Жана Безымянного тут нет, господин Рип, поверьте мне, его здесь нет...
— Он здесь! — произнес громкий голос, перекрывший шум и гвалт.
Все замерли.
Скрестив на груди руки и глядя прямо на Рипа, Жан твердо повторил:
— Жан Безымянный здесь, и это я!
Де Водрель схватил молодого патриота за руку, а Том Арше и все остальные закричали:
— Это он!.. Он!.. Жан Безымянный!
Жан жестом дал понять, что хочет говорить. Установилась полная тишина.
— Я — тот, кого вы разыскиваете, — сказал он, обращаясь к Рипу. — Я — Жан Безымянный.
Повернувшись затем к фермеру и его сыновьям, он добавил:
— Простите, Том Арше, простите, славные товарищи, что я скрывал от вас, кто я такой, и спасибо за гостеприимство, которое я целых пять лет находил на ферме «Шипоган». Я принимал ваше гостеприимство, пока это не создавало опасности для вас, но теперь должен от него отказаться, ибо речь зашла о жизни и смерти тех, кто предоставит мне приют... Да! Спасибо, спасибо вам от того, кто здесь был только вашим приемным сыном и кто для своей страны является Жаном Безымянным!
Эти слова были встречены бурей восторга.
— Да здравствует Жан Безымянный!.. Да здравствует Жан Безымянный! — кричали со всех сторон.
Когда крики поутихли, вновь заговорил Том Арше.
— Что ж, раз я сказал, что мы все равно стали бы защищать Жана Безымянного, защитим же его, сыновья мои!.. Будем защищать его до конца!
Жан попытался воспротивиться, чтобы не допустить слишком неравной борьбы, но тщетно. Пьер и старшие братья бросились на агентов, загородивших вход, и с помощью друзей вытеснили их. Дверь тотчас заперли и забаррикадировали тяжелой мебелью. Теперь, чтобы проникнуть в залу и вообще в дом, пришлось бы лезть в окна, а они находились футах в десяти от земли.
Значит, надо было штурмовать дом, да еще в темноте, так как уже опускалась ночь. Рип — человек, не привыкший отступать, причем имевший численный перевес, предпринял все возможное, чтобы исполнить приказ, бросив волонтеров на здание.
Пьер Арше, его братья и товарищи, встав у окон, приготовились стрелять.
— Мы будем, если понадобится, защищать тебя вопреки твоей воле! — говорили они Жану, который был уже не властен остановить их.
В последний момент фермеру удалось уговорить Клару де Водрель и Катерину уйти из залы и присоединиться к остальным женщинам и детям в одной из боковых комнат, где они были защищены от выстрелов. В зале остались лишь мужчины, способные сражаться, в общей сложности человек тридцать.
В самом деле, в число защитников фермы не следовало включать махоганов. Безучастные ко всему происходящему, индейцы и тут сохраняли свою обычную сдержанность. Это дело их не касалось — точно так же, как не касалось оно мэтра Ника и его клерка. Добряк нотариус хотел держаться в этой заварушке абсолютного нейтралитета, и ему стоило немалого труда сдерживать закусившего удила Лионеля. Ба! Куда там! Юный клерк не желал слушать своего хозяина, воодушевленный тем, что ему предстоит защищать не только национального героя, но и симпатичного слушателя, который так хорошо воспринял его первые поэтические опыты.
— В последний раз тебе говорю, я запрещаю тебе вмешиваться в это дело! — повторял мэтр Ник.
— И я в последний раз говорю, — отвечал Лионель, — я удивлен, что потомок сагаморов отказывается идти со мной тропою войны!
— Я не пойду никакою тропою, кроме тропы мира, проклятый мальчишка, и ты сделаешь мне большое одолжение, если покинешь залу, где наверняка схлопочешь шальную пулю!
— Никогда! — вскричал воинственный поэт.
И, кинувшись к одному из гуронов, вдруг выхватил топор, висевший у того за поясом.
Жан тем временем, убедившись, что его товарищи твердо вознамерились силе противопоставить силу, решил организовать сопротивление. Во время схватки ему, быть может, удастся ускользнуть. Что бы ни произошло, фермеру и его домочадцам, открыто выступившим против правительственных агентов, хуже уже не будет. Прежде всего, надо было оттеснить Рипа и его людей, потом видно будет, как поступить дальше. Если осаждавшие попытаются выломать двери дома, то на это потребуется время. А прежде чем агенты и волонтеры получат подкрепление из Лапрери или Монреаля, их можно будет вытеснить и со двора.
Для этого Жан решил предпринять вылазку, которая открыла бы ему выход с фермы.
Град пуль из окон фасада вынудил Рипа и его людей отступить и прижаться к ограде. Тогда, быстро распахнув дверь, Жан, а за ним де Водрель, Томас Арше, Пьер, его братья и друзья бросились во двор.
Несколько волонтеров лежали на земле. Вскоре появились раненые и среди защищавшихся, которые в полутьме набросились на осаждавших. Завязался рукопашный бой, в котором сам Рип смело принимал участие. Тем не менее, его люди отступали. Если бы удалось вытеснить их со двора и запереть ворота, им пришлось бы перелезать через высокую ограду фермы, что было нелегко.
На это и были направлены все усилия Жана, которому дружно помогали его храбрые товарищи. Быть может, освободив выход из «Шипогана», ему удастся бежать через поле, а затем, если понадобится, перебраться через канадскую границу и ожидать у американских соседей часа, чтобы снова появиться во главе восставших.
Само собой разумеется, что Лионель бесстрашно присоединился к группе сражавшихся, зато мэтр Ник и не думал покидать залу. Решительно настроенный держаться строжайшего нейтралитета, он, тем не менее, подбадривал Жана Безымянного и других защитников, среди которых у него насчитывалось немало близких друзей.
К сожалению, несмотря на всю свою смелость, обитатели фермы не смогли одержать верх над превосходящими силами агентов и волонтеров. Постепенно им пришлось снова отступить к дому, потом искать укрытия внутри. Уже вот-вот могла быть захвачена зала — а тогда все выходы будут перерезаны, и Жану Безымянному ничего не останется, как сдаться.
