— Падай, — сказали ему.
Мишка сел. Его глаза потихоньку привыкали к полумраку, и он исподлобья стал разглядывать окружающих. Это были совсем не летучие мыши, его окружали дети. Дети с глазами диких кошек. Мишка прижался к теплой трубе и закрыл глаза.
— Ну и? — грозно спросили у него. — Так и будешь молчать?
— А что говорить? — спросил Мишка.
— Сказку, — рявкнул тот же грубый голос.
Все остальные заржали и зашебуршились.
— Или говоришь, откуда ты, или мы сейчас…
— Можно и сказку, — вздохнул Мишка. — Я из будущего…
И он рассказал. Про то, как там, в будущем, не замечал, что вокруг много хорошего. Как здорово жить с электричеством, водой и теплым туалетом. Как красива Москва вечером, когда мигает разноцветная подсветка. Про компьютер и телевизор, про интернет и сверхзвуковые самолеты. Про роликовые коньки и мобильники.
Рассказ имел успех, слушали разинув рты. Когда Мишка наконец замолчал, кто-то с восхищением присвистнул.
— На! Ешь! — ему в руки сунули кусок хлеба.
— А ты к нам насовсем, или от своих сбежал?
— А ты завтра продолжение расскажешь?
— А про пиратов так можешь?
— Ша!
Из угла поднялся худой парень, и Мишка понял, что это и есть тот, кто рычал басом.
— Сказка хороша, — сказал он, — но я еще ничего не решил.
— Ой, Клим, разреши ему остаться, пожалуйста, — заскулил маленький мальчик с самыми жалостливыми глазами. — Красиво говорит!
— Говорит красиво, — отрезал Клим. — А завтра нас всех сдаст.
— Не сдам, — честно сказал Мишка. — Я тут никого не знаю. Издалека я.
— Он издалека, Клим, ну пусть останется, ну пожалуйста…
— Утром решим. А сейчас — спать. Дега — дежурный.
Мишка успел подумать, что в жизни не заснет, и тут же отключился.
* * *
Утром он проснулся от урчания в животе и еще от того, что его тряханули за плечо.
— Одевайся!
Спросонья Мишка попытался натянуть протянутую ему одежду поверх той, в которой спал, но его тряханули еще раз:
— Не-е-е! Свою колхозную одежку сымай!
Пришлось раздеться до исподнего и натянуть то, что предложили. Штаны и рубаха были такие промерзлые, что Мишка наконец проснулся. Насколько он мог судить, теперь он не отличался по внешнему виду от остальных обитателей подвала: бесформенные брюки, подвязанные веревкой, грязная и порванная в нескольких местах рубаха, пиджак явно с чужого плеча… И мятая кепка, под которой тонули уши.
— Потянет, — сообщил Клим, после чего принялся изучать снятую с Мишки одежду.
Мишка сразу же пожалел, что подчинился. Рубаха и штаны были совсем новые, а картуз только чуть ношеный. Хорошо еще, что удалось сохранить сапоги, утащенные из XIX века — целенькие, даже почти чистые, не то что у окружающих беспризорников.
Клим, кажется, тоже оценил качество сапог гостя, но, глянув на набычившегося Мишку, ничего ему говорить не стал.
— На Блошиный надо нести! — суетился вчерашний заступник Мишки. — Или к Кольке-нэпману!
— «Нэпману»! — фыркнул Клим. — Нэп кончился, когда ты, Пузырь, еще не родился!
Кличка «Пузырь» мальчугану не шла, он был весь сухой и колючий, но, видно, какая-то история дала ему это прозвище…
— Нэп кончился, а Колька все торгует! — не сдавался мальчишка.
— Профессору понесем, — отрезал Клим.
Заявление не вызвало энтузиазма ни у кого.
— Да че профессор? — пробурчал кто-то в углу. — Он же только за побрякушки платит!
— Ага, — поддержали его из полумрака, — особенно глубоко закопанные! А то — портки…
Клим ухом не повел. Аккуратно уложил Мишкину одежду и ушел. Пузырь переключился на Мишу.
— А расскажешь про пиратов? Или этих… мушкетеров?
Мишка пожал плечами. Про пиратов он смотрел кино. Про мушкетеров читал — на внеклассном чтении задавали. Все равно, что рассказывать.
— Нет уж, — из темного угла выбрался, почесываясь, стриженый под машинку мальчишка в драном пальто на голое тело. — Сначала работать. По карманам работать можешь?
Через пять минут Мишка понял, что он совершенно никчемный человек: карманы чистить не умеет, в форточку не пролезет, милостыню просить нет смысла — больно взрослый, таким не дают.
— Зато рассказывает хорошо! — не сдавался Пузырь.
— Заливает складно, — согласился угрюмый крепыш. — Может, к Костылю отвести?
…Костыль оказался смертельно пьяным (в такую рань!) и удивительно закаленным мужиком. Жил он в заброшенном доме, на чердаке, из щелей непрерывно дуло — а Костыль щеголял в одном тельнике и клешах. Весь в наколках, буквально с ног до головы. Мишка даже подумал, что наколки его и греют. А еще у него не было одной ноги. Совсем. Даже по колено.
— Болтать, гришь, могет? — недружелюбно спросил Костыль. — Валяй. Про флот, понял!
Про флот Мишка мало что знал. Разве что… Как же то кино называлось? Ладно, неважно. Главное — говорить короткими рублеными фразами, длинных этот одноногий не поймет.
— Наши сделали подводную лодку. Большую. Она на атомном двигателе могла весь земной шар обойти, не всплывая…
* * *
Пузырь водил Мишку еще к нескольким угрюмым мужикам, и везде повторялась одна и та же схема. Сначала недоверие — потом жадное слушание — восторженная матерщина в самых напряженных местах — вручение честно заработанного гонорара и требование прийти еще, «чтобы кореша послушали». Некоторые даже плакали, как Костыль, которому было мучительно жалко экипаж утонувшей подлодки.
— А может, их спасли? — сквозь слезы спросил Костыль. — Ну… там… другая подлодка, а?
Мишка чуть не проявил малодушие, но Пузырь его опередил.
— Продолжение завтра! — строго сказал он. — Угости, чем не жалко.
К полудню Мишка с Пузырем притащили в «берлогу» несколько кисетов махры, дюжину вареных картофелин, бережно завернутую в бумагу селедку и даже трубу от граммофона. За трубу Пузырю попало, но в целом обитатели подвала остались довольны. Никто не ожидал такого богатого улова. На Мишку посматривали вроде как даже с уважением, но никакой радости он не чувствовал.
Сказали «Седай!» — сел на кучу какого-то мусора. Сунули в руки картошку в мундире — съел прямо с мундиром. Пока рассказывал, мог гнать от себя всякие мысли о Маше. А теперь опять тоска навалилась.
Но долго рассиживаться не пришлось. Появился сосредоточенный Клим и коротко скомандовал:
— Ты, Балабол, за мной!
Мишка не сразу сообразил, что Балабол — это он. Пришлось Пузырю тянуть его за рукав. Клим деловым шагом двинулся по лестнице, Мишка покорно двинулся за ним. Пузыря, который было увязался следом, Клим шуганул.
