Пару раз заметил Машу с подносом, и от ее вида стало еще хуже. На лице «сестры» усталость смешалась с таким неземным счастьем, что Маша походила на идиотку.
Мишка дотерпел до рассвета, когда гости наконец стали разъезжаться. Почему-то посчитал нужным подкрасться к воротам и послушать, о чем говорят. Но разговоры были усталые и малоинформативные.
Последним Пал Иваныч провожал невысокого смешливого офицера. Тот, в отличие от хозяина, находился в прекрасном расположении духа.
— Ах, Паоло, не грусти! — сказал офицер, когда к нему подвели коня. — Верная примета: кому в карты не везет, тому в любви везет! Вон как твоя горничная на тебя смотрела! Как пчела на медок.
Астахов ответил глухо и неодобрительно, Мишка не разобрал.
— А коли так, — гость вскочил в седло и доверительно склонился к графу, — отдай мне ее! В счет долга!
Плохо соображая, что делает, Мишка схватил первое, что попалось под руку — какой-то шкворень, валявшийся у стены. «Сначала лошади по ногам, — мелькнуло в голове, — а потом этому гаду по спине!» Но обошлось. Пал Иваныч на сей раз ответил громко и внятно:
— Отдам деньгами, как договаривались!
Офицер хмыкнул, выпрямляясь.
— Через неделю! — нервно продолжил граф. — Через неделю все сполна!
— Как знаешь! А то бы отдал, — в голосе офицера послышалась издевка. — За такие деньги ты девку вряд ли кому продашь!
Астахов не отвечал. Гость небрежно кивнул и тронул поводья. Конь пошел ровно и споро.
Только когда стук копыт стих, Астахов повернулся и заметил Мишку.
— Чего это ты со шкворнем? — удивился граф.
Мишка понял, что до сих пор сжимает железяку в руках.
— Порядок навожу, — буркнул он и бросил шкворень под забор.
— Не бойся, — голос Пал Иваныча звучал устало, но ободряюще, — не продам я твою сестру. Она… редкая!
Мишка пожал одним плечом.
Астахов подошел поближе. Теперь, в свете ущербной луны, Мишка смог его рассмотреть. Лицо осунулось, под глазами синяки.
— Слушай, я все ее спрашиваю, а она молчит… Вы откуда такие… нездешние?
— Мы москвичи! — Мишке разговор не нравился, но и уйти было бы верхом невежливости.
— Москвичи… — задумчиво повторил граф. — Малец говорил, что ты по-английски умеешь читать?
— Немного…
Пал Иванович, видимо, понял, что разговора не получится. Вздохнул, перевел взгляд на дом.
— Иди спать… Эх, жаль дома!
И пошел в дом сам. У Мишки на душе стало совсем погано.
* * *
Гости разошлись в пять утра. Маша заснула сидя за кухонным столом.
— Мария! — ее разбудил властный голос Ольги Михайловны, — Почему ты в таком виде?
Маша вскочила, покачиваясь и плохо соображая, на каком она свете.
— Я не спала ночь, — тихо сказала она, — гости разъехались утром.
— Иди умойся и приведи себя в порядок, — приказала Ольга Михайловна. — Ты не знаешь, как вчера закончилась игра?
— Нет.
— Какое было настроение у Павла Ивановича?
— Хмурое, — вздохнула Маша.
Ольга Михайловна почему-то совсем не расстроилась, а наоборот, принялась, чуть ли не приплясывая, перемещаться по кухне.
— На завтрак ему нужно квашенной капустки и огурчиков принести. Иди, умойся, я распоряжусь.
Маша ушла в полном недоумении.
Правда, вечером ее плохое настроение совершенно развеялось. Пал Иваныч опять позвал ее позировать и долго рассказывал про свою жизнь. Про родителей, про усадьбу, про жизнь в деревне.
— Я обязательно, обязательно свожу тебя туда, — трепетно прижав к груди ее руку, говорил граф. — Там такая красота и умиротворение, там такие травы… Цветы… Утром выходишь — птички поют.
— Так почему вы не уезжаете туда жить? — спросила Маша.
— А действительно, — улыбнулся Астахов, — давай уедем жить туда, ты и я. И это будет наш рай…
Пал Иванович блаженно улыбнулся, а Маша чуть опять не потеряла сознание. Он делает ей предложение?
— Пока не могу, милый друг, — граф словно очнулся. — Обязательства, обязательства… Но скоро наша жизнь изменится…
Маша замерла. Значит, пока он жениться не может. Но когда расправится со своими обязательствами, то обязательно женится!
— А говорят, счастья нет, — тихо сказала девушка.
— Глупости! — отрезал Астахов. — Ты — мое счастье.
«Ради этого стоило жить!» — пафосно подумала Маша и красиво упала графу на грудь.
Тот аккуратно погладил девушку по голове, подождал, пока утихнут слезы счастья, и отправил спать.
Но какой сон, когда мысли скачут как белки, голова идет кругом, а руки трясутся так, что даже платье снять невозможно.
* * *
Проспав до обеда, Мишка вскочил с ощущением, что нужно срочно что-то делать. Он попытался поговорить с Машей, но с тем же успехом можно общаться с печкой. Маша была похожа на алкоголика: глаза горят безумным огнем, руки дрожат, походка неровная, на предметы натыкается. Мишку не узнала, смотрела сквозь него и улыбалась…
Мишка плюнул и пошел добывать информацию. В доме явно что-то происходило.
Но и Маше скучать не дали. Из состояния дымчатой задумчивости ее вывела Прокла.
— Ох, не было печали, — ворчала она, выбираясь из своей комнаты, — не было беды. Мало было работы…
— Что ты ворчишь, Проклушка, — Маша любила весь мир и была сама доброта.
— Да свадьба эта, будь она не ладна, — пробурчала старуха.
— Какая свадьба?
— Какая, какая, хозяина нашего…
— Как? Уже? — удивилась Маша. — А вы откуда знаете?
— Дык как мне не знать, если уже все знают? — буркнула Прокла.
Маша остановилась как вкопанная.
«Милый, милый Пал Иваныч», — пронеслось в голове, а потом: «А почему все знают, а я не знаю?», а потом: «Просто он хочет сделать мне сюрприз! Ладно, я не буду ничего спрашивать, не подам виду, что знаю…» И завершающая мысль, на которой мозг окончательно отказался функционировать: «Вот оно, счастье!»
Тем временем Мишка метался по подворью, как безумный. Про свадьбу говорили все, но как-то бестолково: все больше про хлопоты и заботы, связанные с этим событием. Удалось выяснить следующее: кто невеста, непонятно, хотя дворовые девки пытались у графа выведать, но тот только отмахивался: «Не бойтесь, барыня будет добрая и справедливая!». А еще готовить все приходилось впопыхах. Объясняли это скорым постом, во время которого никаких свадеб быть не может. Но Мишке все равно было странно: а что, нельзя заранее все продумать? Девки только пожимали плечами:
