— Это их сиятельство построили! — сообщил Степка с такой гордостью, как будто сам церковь выстроил. — Он вообще… добрый!
Но самое интересное Степка оставил напоследок. Когда они вернулись на подворье, он торжественно отвел к зданию, которое Мишка сперва посчитал чем-то вроде домика для гостей. Но внутри оказался настоящий, хоть и очень маленький, театральный зал — со сценой, занавесом, кулисами и несколькими рядами кресел для зрителей. Насладившись искренним изумлением гостя, малец отвел его в одну из комнат за сценой. Там стояли холсты на подставках, которые, как помнил Мишка, назывались не то подрамники, не то этюдники. Возле одного из них грустил нахмуренный мужик. Это был именно мужик, со всклоченной бородой, в длинной рубахе, подвязанной веревкой, в портках и опорках. Сначала Мишка подумал, что он просто рассматривает незаконченную картину, но потом заметил, что в руках у мужика — кисть и доска, измазанная краской.
Степка и Мишка замерли, боясь пошевелиться — до того напряженной была поза художника. Но вдруг он словно очнулся, почти не глядя макнул кисть в краску на доске, нанес несколько резких мазков на холст. И снова замер.
Мишка смотрел на картину и не верил своим глазам. Только что на ней был тихий зимний вечер, но пара мазков подняла настоящую метель. Теперь снег не падал сверху спокойными хлопьями, а несся куда-то за край холста.
Мишка хотел что-то спросить, но Степка сердито прижал палец к губам. Выходили из комнаты на цыпочках.
— Видал?! — с гордостью спросил малец уже во дворе. — Это Артамон. Его сиятельство Артамона в карты выиграл. Талант!
Похоже, Степка гордился всем, что делал граф. Это немного раздражало.
— Слушай, — спросил Мишка, — если он такой добрый, чего он вас на волю не отпустит?
— На волю? — искренне удивился Степка. — А зачем? Чего там делать, на воле?
— Да то же, что и тут!
— Ага, — малец иронично дернул плечом. — Я тут весь день книжки читаю, а меня еще и кормят от пуза. А на воле кто меня кормить станет? На воле буду горбатиться от темна до темна! И Артамон на воле, если повезет, в малярную артель попадет. А не повезет — золотарить будет!
Мишка не нашелся, что ответить. Ему еще больше захотелось домой. Тем более что год теперь известен, осталось припомнить каких-нибудь фактов про эти времена и дождаться колокольного звона. Со звоном проблем не было — звонили даже чаще и громче, чем при князьях и первых царях.
* * *
Назавтра хлопотливую Проклу окончательно скрутила «немочь», под которой Маша угадала обычный радикулит (у ее дедушки в будущем был такой же). И как-то так получилось, что Маша взяла на себя управление всем хозяйством Пал Иваныча. Прокла только ругалась из своей каморки, но даже с кровати встать не могла.
Маша в очаровательном ситцевом платьице носилась между старой экономкой и другими слугами, мгновенно нашла со всеми общий язык и распоряжалась так бойко, как будто всю жизнь управляла большим хозяйством.
Мише, которому дела не нашлось, наблюдал за ней с большим удивлением. Впрочем, не вмешивался — он оттягивался за все прошлые века: спал до обеда, ел от пуза и прятался от Катерининых заигрываний.
А однажды вечером, когда весь дом погрузился в сон, а Мишка так выдрыхся за день, что заснуть уже не мог, он, от нечего делать, решил взять книжку. И на пороге библиотеки застыл.
Там, внутри, сидела Маша. Или кто-то, отдаленно на нее смахивающий.
Девушка невероятной красоты, загадочная в свете десятков свечей, в огромном бальном платье, обнажающем плечи, с высокой прической и цветком в волосах, сидела на подиуме и перебирала в руках розы.
Миша закачался на пороге библиотеки, не зная, что делать. Бежать и кричать, потому что это галлюцинация, или войти и прекратить это безобразие.
— Отлично, голубушка моя, — услышал Миша голос графа, — вы прекрасно справляетесь. Еще буквально полчаса, и перерыв.
Миша тут же спрятался за дверь и в щелочку попытался рассмотреть, что ж там делает его сиятельство. К своему удивлению, Миша разглядел всклокоченного Астахова в переднике и с кистью в руках. «Художник, значит, — убеждал себя Мишка. — Это не страшно, порисует и успокоится». Он на цыпочках отступил от двери, но на душе у него было кисло.
Маша же, если и услышала скрип половиц за дверью, то не обратила на него внимания. Наверное, если б дом обрушился, она бы бровью не повела.
Пламя свечей завораживало, огромная старая библиотека стала похожа на старинный замок, лестницы, ведущие на второй ярус книг, терялись в полумраке. Вкусно пахло книгами, ароматным чаем, дорогим табаком и духами, которыми было пропитано бальное платье.
Маша не спрашивала, что это за платье, ей было все равно, кто его носил раньше. Когда ей передали, что граф просит ее о небольшой услуге, она мгновенно согласилась. Когда принесли это платье, завернутое в тонкую бумагу, у нее возникло ощущение, что она попала в сказку. Когда платье на нее надели, подшили, закололи…
…Она стала принцессой. Превратилась в принцессу. И сейчас она сидела и ждала чуда.
Граф уверенно водил карандашом по бумаге, бросая на Машу задумчивые взгляды.
— Ой!
— Что? — встрепенулся Пал Иваныч.
— Роза… шип…
Астахов в ту же секунду оказался рядом, нежно вытер Машин палец платком.
— Ты как спящая царевна, — тихо сказал он, убирая платок.
От этого голоса, от запаха душистого табака, одеколона и еще какого-то аромата стало очень тяжело дышать. Маша попыталась вздохнуть поглубже, но тугой корсет впился в ребра. Все вокруг пошло колесом. Память услужливо вытащила из загашников нужную фразу.
— Мне дурно, — прошептала Маша.
— Закончим на сегодня, — довольно резко сказал граф, рывком поднялся и вышел из библиотеки.
Через пять минут Маша пришла в себя и быстро проскользнула в свою комнату, не заметив Мишку, который притаился под лестницей. С ее сердцем творилось что-то нехорошее.
Мишка выждал пару минут и прокрался в библиотеку. На холсте был только легкий, нежный силуэт. Мишка застыл, рассматривая его. «Неужели это Машка?» — крутилось в голове.
* * *
Прошло три дня. Миша окончательно выспался, наелся на пару веков вперед и одурел от скуки. Когда встречался с Машей, надеялся, что она ему расскажет про портрет, но она все быстрее бегала по дому, и выловить ее, чтобы поговорить, у Мишки не получалось.
Днем он приходил в библиотеку, натыкался на капли краски на полу, на оплавленные свечи в канделябрах и лепестки роз. Он поспешно отворачивался, как будто видел что-то неприличное.
Чтобы чем-то заняться, Мишка стянул из библиотеки книгу. Открыл ее. А когда оторвался, то с удивлением обнаружил, что вокруг почти стемнело и поэтому очень плохо видно буквы. День пролетел незаметно.
