В Берлине на такую мелочь, как небольшой скандал на литературном вечере, внимания не обратили. Подумаешь, большое дело, пьяные поэты погрызлись, так ведь не убили же никого. Зато кто-то из «своих» тут же отстучал телеграмму на далекую Родину, говоря о недопустимости пребывания такого ненадежного человека, как Сергей Есенин, за границей. В результате супругам пришлось вести письменные переговоры с наркомом иностранных дел М. Литвиновым175, и Есенин пообещал: «…держать себя корректно и в публичных местах “Интернационал” не петь». После чего им позволили продолжить вояж.
Памятное выступление в Доме искусств не прошло даром, и вскоре Есенина и Дункан приглашают еще раз дать теперь уже совместное интервью для газеты «Накануне». Заметка называется «Залетные гости», она вышла 14 мая. И снова супруги говорят о России, революции и любви: «Я так люблю Россию…, – восклицает Айседора, – я влюблена в Есенина».
Все прошло гладко и пристойно, читатель доволен, Есенина приглашают то в один, то в другой клуб читать стихи, очень быстро поэт приобретает популярность. Отвечая на вопрос о том, как стихи Сергея Есенина принимались читателями в Европе, Максим Горький ответил кратко и образно: «набросились, как обжоры на клубнику в январе». Но это мнение соотечественника, что же до западной прессы, здесь нет однозначного мнения:
Не придумаешь фарса нелепее.
Вот он, вывоз сырья из Сведении,
Вот восторг образованных стран.
С разрешения доброго Ленина
Привезла молодого Есенина
Не совсем молодая Дункан!
– хохочет над пришлыми Lolo (Л. Мунштейн) Берлин 21 мая 1922 г. Впрочем, все это только подогревает интерес, и ничего удивительного, что сначала в той же газете «Накануне» появляется подборка его стихов, а чуть позже он подписывает договор о выпуске сборника. Впечатление полного успеха немного подпортил тот факт, что финансировала книжку Дункан. Есенин предпочитает не обсуждать эту тему и сразу же заключает еще один договор на издание «Собрания стихов и поэм». И почему он должен стесняться брать деньги у собственной жены? Она же уже открыла для него кредит у портного, известный поэт, яркий представитель богемы и тем более муж Дункан должен быть одет с иголочки.
На радостях Есенин накупает себе такое количество костюмов, что они просто не помещаются в гостиничный шкаф, так много, что он не сможет сносить за всю жизнь. Дункан бы остановить его, но она только тихо улыбается: «Он такой ребенок, и он никогда ничего не имел в жизни. Я не могу упрекать его за это». Она не в силах журить Сергея, когда того доставляют домой мертвецки пьяного и швейцар или дежурный по этажу вынужден нести постояльца на руках. Впрочем, с Айседорой тоже время от времени случаются подобные казусы. Хотя гостиничная прислуга не в обиде, на этой парочке можно сделать состояние. Во всяком случае, складывается впечатление, что бар работает исключительно на двух советских миллионеров.
Весной 1922 года в Берлине, на тротуарах Курфюрстендама Наталья Васильевна Крандиевская-Толстая176 встретит эту странную пару и оставит воспоминания: «На Есенине был смокинг, на затылке – цилиндр, в петлице – хризантема. И то, и другое, и третье, как будто бы безупречное, выглядело на нем по-маскарадному. Большая и великолепная Айседора Дункан, с театральным гримом на лице, шла рядом, волоча по асфальту парчовый подол.
Ветер вздымал лиловато-красные волосы на ее голове. Люди шарахались в сторону». Как видите, описание исчерпывающее – Айседора в своей стихии, зная, что ее могут в любой момент узнать и остановить, она одета, точно королева, а Есенин, хоть и приобрел дорогой гардеробчик, еще не знает, что с ним делать.
«Я ношу цилиндр не для женщин,
В глупой страсти сердце жить не в силе,
В нем удобней, грусть свою уменьшив,
Золото овса давать кобыле…»
Пройдет совсем немного времени, и в том же 1922 году в Париже Есенин встретится с Элленсом Францем, который напишет об этой встрече: «Когда я впервые увидел его, его элегантность в одежде и совершенная непринужденность в манере держать себя на какой-то миг ввели меня в заблуждение. Но его подлинный характер быстро раскрылся мне. Эта элегантность костюма, эта утонченная изысканность, которую он словно бы нарочно подчеркивал, были не более чем еще одной – и не самой интересной – ипостасью его характера, сила которого была неотделима от удивительной нежности». Да, Есенин быстро сживется с модной дорогой одеждой, да так, словно и не носил ничего иного, словно вырос в зачарованном замке у лебединого озера. Увидев его, Валентин Катаев177 окрестит поэта «королевичем», и именно под этим именем он войдет в его лучшую, на мой взгляд, книгу: «Алмазный мой венец».
– Сидора, посмотри, кто здесь? – Есенин с радостью бросился к Наталье Васильевне, ведущей за руку пятилетнего сына Никиту.
– Qui est-ce? – спросила Айседора, с ужасом уставившись на ничего не понимающего Никитку. – Патрик?! – Дункан опустилась на колени, протягивая руки к спрятавшемуся за спину мамы ребенку.
Есенин принялся тормошить супругу, но она не обращала внимания.
Перед ней впервые за много лет разлуки предстал ее родной сын – ее погибший Патрик.
Наталья Васильевна и Есенин кое-как подняли Айседору, и та вдруг, поняв свою ошибку, бросилась бежать, не разбирая дороги, за ней, придерживая рукой цилиндр, несся растерянный, не понимающий, что происходит, Сергей.
Сергей Есенин и Айседора Дункан в Берлине.
«Настоящее, прошлое и будущее вместе образуют длинную дорогу. Она продолжается, бежит далеко, но мы не видим ее и поэтому принимаем ее за будущее, которое уже ждет нас».
(Айседора Дункан)
«Сидора, – кричал он, – подожди! Сидора, что случилось?» – он не понимал ее, горько плакал Никита, роняла сочувственные слезы Наталья Васильевна. Ей и раньше говорили, будто бы Никита – вылитый Патрик, да что там говорили, до сих пор в магазинах продавалось английское мыло Pears’a, на котором весело улыбается Патрик Дункан. Узнав, что на мыле изображен погибший ребенок, Наталья Васильевна отказалась его покупать, но картинка все равно то и дело попадалась на глаза в витринах магазинов.
В 1924 году, рассказывая Галине Бениславской178 о Дункан, Есенин скажет: «А какая она нежная была со мной, как мать. Она говорила, что я похож на ее погибшего сына. В ней вообще очень много нежности».
Как я уже писала, в Берлине Айседора и Сергей Александрович занимали две большие комнаты в отеле «Адлен» на Унтер ден Линден – дорогое удовольствие, в день приходилось выкладывать столько же, сколько получает банковский служащий за месяц, и это не считая ресторанов, баров и счетов от портных – явно показная роскошь. Что касается Дункан – она всю жизнь была неприхотлива и могла бы поселиться в менее пафосном отеле, а то и снять квартиру. Но теперь ей не до экономии, одна цель – поразить Есенина роскошью, жизнью, похожей на праздник, любой ценой создать вокруг него обстановку дивной сказки, из которой ему не захочется уезжать. С горькой лихостью идущего ва-банк игрока, Айседора бросает к ногам своего молодого мужа доставшиеся ей тяжким трудом деньги. Она расстается с недвижимостью в Лондоне и готовится продать что-то, записанное на нее в Париже. Дома, квартиры, все, что может и должно поддерживать ее в старости, когда она уже не сможет танцевать и преподавать. Теперь весь этот «неприкосновенный запас» уходит на театры и наряды, пиры во славу молодого гения и русской революции.
