«Числа я уже не помню, запомнилось лишь, что стоял прекрасный солнечный день. Мы наступали, как вдруг немцы неожиданно перешли в контратаку. Но наша пехота открыла плотный огонь, и немцы залегли. Лишь одна их «четверка» – «Т-IV» – быстро приближалась к нашим позициям.
А наш танк стоял замаскированный в кустах и оказался незамеченным во фланге у немца. Причем довольно близко. И у меня мгновенно мысль – нужно таранить! Только успел спросить командира: «Делаем таран?» – «Делай!»
Рассчитал и сбоку ударил своей серединой в его ведущее колесо. Оно сразу в дугу, фактически вывернул его – он встал. А у немцев принцип – если только танк встал, они сразу из него выскакивают. Берегут экипажи. Меня поначалу даже удивило, насколько легко они бросали свои танки. Но они только стали выскакивать, а у нас же четыре десантника на броне! И ребята их сразу расстреляли…
Без танка их контратака сразу захлебнулась, и немцы отступили. А у нас и машина в порядке, и сами целые. Только легкие ушибы получили…»
Глава 12
Майдан
Киев.
22 октября 1943 года
Репнину было как-то спокойно. В его реальности правый берег Днепра давался большой кровью – водица в великой реке красной была и соленой на вкус.
Оно, конечно, и теперь тяжко приходилось, но хоть нормальные понтонные мосты соединяли два берега. Немцы неистовствовали, так и наши не сдавали.
А потом, уже после переправы, Геше еще и приятно стало – Рыбалко приказал старые «тридцатьчетверки» штрафников оставить на Букринском плацдарме, а их всех пересадил на «Т-43».
Не новые, конечно, порядком изъезженные, но разница-то есть!
Так что трамвайную линию к Пуща-Водице Репнин переехал на «сороктройке»…
– Сто-ой!
Геша выглянул из люка. Молоденький солдатик неистово махал красным флажком.
– Что еще не слава богу?
– Какому еще богу?! – оскорбился солдатик. – Минное поле дальше! Немцы все подступы к городу заминировали! Сейчас, погодите, танки-тральщики пройдут сперва!
– Поняли, ждем.
– Тральщики? – удивился Федотов. – Как это?
– А сейчас увидишь…
И вот они показались, надежда саперов, подойдя от прибрежных высот – обычные «Т-43», только с подвешенными тралами, придуманными военинженером Мугалевым.
«Сороктройки» шли на обычной скорости, а под секциями тралов с глухими раскатами рвались мины.
Немецких пушкарей и пехоту охватил ужас – танки русских должны были давно уже подорваться на минном поле первой полосы! Так было всегда – танки наезжали на мину, та взрывалась, и артиллерия открывала огонь по застывшей машине. А эти перли и перли сквозь огонь! Только впереди гусениц вращались то ли колеса, то ли диски.
Достигнув минного поля второй полосы, тральщики не остановились, а за ними в безопасные проходы устремились линейные танки и пехота. Донеслось могучее «Ур-ра-а!».
– Иваныч! Вперед!
– Есть, командир!
Штрафники догнали и перегнали танкистов из 3-й гвардейской, первыми выйдя на подступы к Святошино.
Зашуганные немцы не показывались из окопов, но и Геша не спешил вести взвод без прикрытия пехоты.
– Эгей, братки! – раздался голос. – Покажитесь!
Репнин показался и увидел рядом с танком пару полугусеничных бронетранспортеров – довольно удачный плод скрещивания легкого танка «Т-70» с пятитонкой «ЗИС-15». С виду БТР походил на немецкий «Ганомаг», только капот был куда короче, а все бронирование кузова сделано под разными углами.
Оба «Б-4» были переполнены – пехота ехала стоя. Чубатый лейтенант, выглядывая из кабины, махнул рукой Геше.
– Привет танкистам! Возьмите десант на броню, а то народу перебор!
– А у нас – недобор! – крикнул Репнин. – Залазь, братва!
Братва умудрилась перескочить с бэтээра на танки, благо было за что хвататься, и Геше стало поспокойней – будет кому успокоить немчуру в окопах.
* * *
Потихоньку вечерело, но Рыбалко не собирался сбавлять набранный темп. Прибежав к своим около восьми вечера, Репнин сказал, отпыхиваясь:
– В психическую атаку пойдем!
И вот ровно в восемь вечера танки покатили на врага – с включенными фарами, с воющими сиренами, паля из пушек и пулеметов.
Раньше такое Репнин только в кино видел, в эпопее «Освобождение», а тут самому пришлось поучаствовать. Ощущения были бесподобные – сотни танков шли в одном строю, их было видно и слышно, и от этого, казалось, кровь закипала.
Борзых орал «Ура-а!», Федотов пел, Иваныч мычал, попадая в нехитрую мелодию.
Немцы дрогнули, а танкисты с пехотой одолели железнодорожную ветку Киев – Коростень и смогли перерезать шоссе Киев – Житомир, по которому проходил последний рубеж немецкой обороны. Это было важно – ОШТБ и части 56-й гвардейской танковой бригады не только блокировали главную магистраль, связывавшую немцев с тылами, но и перекрыли противнику путь отступления на запад.
Начинало темнеть, но закат все еще золотил купола киевских церквей, они были совсем близко.
– Иваныч!
– Держу скорость, командир!
– Ваня, давай сразу бронебойный.
– Есть бронебойный! Готово!
– Федот, посматривай.
– Ага… К-хм… Есть!
Танк, клокоча мотором, покатил к Киеву – глушители и обрезиненные гусеницы придавали движению машины скрытность. Танковый взвод «Т-43» издавал меньше шума, чем одна «тридцатьчетверка».
Вскоре, обогнав грузовики с пехотой, Репнин вырвался на улицу Борщаговскую. Город горел, особо пылало в центре. Гитлеровцы не драпали, но отходили без остановки, ведя беспорядочный огонь из-за домов, из дворов.
Геша прижимался то к левой стороне улицы, то к правой, пропуская бэтээры – пехота гвоздила упорствующих фрицев из пулеметов и автоматов.
Впереди показался Т-образный перекресток, и головной танк, идущий с разведчиками метрах в двухстах впереди штрафников, выехал с Борщаговской на Индустриальную, и тут же его объяло всплеском пламени. Танк свернул влево и врезался в угловой дом, сбрасывая разведку с брони.
– Иваныч, газу!
– Понял!
«Т-43» на скорости обогнул подбитый танк и развернулся – по улице удирала немецкая самоходка. Далеко не ушла. 107-миллиметровый снаряд догнал.
– Товарищ командир! – подал голос Борзых, снова заряжающий и – по совместительству – радист. – Комбат передал приказ свыше – идти к центру города с зажженными фарами, включив сирену, с максимальным огнем!
– А мы как идем? Заряжай фугасным!
– Есть… – закряхтел Иван.
