— Я не знаю, о каком мальчике ты говоришь.
— Хорошо знаешь. У него рыжие волосы.
Губы аль-Ауфа изогнулись в насмешливой улыбке.
— Зачем тебе аль-Амхара, Рыжий? — спросил он, и в его глазах блеснула ненависть.
— Аль-Амхара мой брат.
— Ты опоздал, — усмехнулся аль-Ауф. — Твой брат там, где ты никогда его не найдешь.
Том почувствовал, что невидимая стальная петля сжимает его грудь. Ему стало трудно дышать. Дориан умер!
— Ты лжешь. — В отчаянии он с трудом подбирал арабские слова. — Я знаю, он здесь. Я видел его собственными глазами. И я его найду.
— Ищи сколько хочешь. На острове его нет.
Аль-Ауф теперь смеялся, болезненно и хрипло.
Том оборвал этот смех, сильнее прижав острие к горлу аль-Ауфа.
Он смотрел в темные глаза араба, и ураган беспорядочных мыслей проносился у него в сознании.
— Нет. — Он не хотел верить. — Ты спрятал моего брата здесь. Ты лжешь.
Но что-то в поведении аль-Ауфа подсказывало Тому, что тот сказал правду.
Он понял, что они потеряли Дориана, и черное отчаяние медленно заполнило пустоту, оставленную в его сердце братом.
Он отнял клинок от горла аль-Ауфа и отвернулся. И пошел к двери, чтобы быстрее обыскать все уголки острова, хотя бы для того, чтобы унять боль в сердце.
Аль-Ауф так удивился, что несколько мгновений стоял неподвижно. Потом опустил здоровую руку к рукояти кривого кинжала с золотой отделкой, висевшего у него на поясе. Полированное лезвие чуть скрипнуло, выходя из ножен.
Том не настолько погрузился в отчаяние, чтобы не расслышать этот сулящий смерть звук. Когда он повернулся к аль-Ауфу, тот прыжком преодолел разделявшее их расстояние, высоко занеся над головой кинжал, чтобы вонзить его Тому в спину.
От такого коварства отчаяние Тома сменилось всепоглощающим гневом. Он прыгнул вперед, встречая нападение, и острие его шпаги погрузилось в грудь араба. Он почувствовал, как лезвие скользнуло вдоль ребра, пробило сердце и легкие и вышло из спины.
Аль-Ауф застыл, кинжал выпал у него из руки и громко стукнул о пол. Выражение ненависти в темных глазах начало гаснуть. Том надавил ногой в сапоге ему на грудь, оттолкнул араба и выдернул шпагу.
Аль-Ауф осел на колени, уронив голову на грудь, но гнев Тома еще не был утолен. Он высоко поднял оружие и с силой снова опустил его; он вложил в удар всю силу плеч, руки и запястья, и клинок свистнул в воздухе, опускаясь. Он попал аль-Ауфу в шею. Голова отскочила от туловища, выпустившего фонтан крови, мягко шлепнулась на пол и подкатилась к ногам Тома.
Том смотрел аль-Ауфу в лицо. Темные глаза были широко открыты, в них сохранилось яростное выражение. Губы раскрылись; голова словно пыталась заговорить, но вот губы распустились, огонь в глазах погас, они стали тусклыми и непрозрачными, челюсть отвисла.
— Дело сделано — и сделано отлично, — сказал от дверей Аболи. Он вошел в комнату и сбросил свое арабское одеяние. Наклонился, разложил одеяние на полу и поднял отрубленную голову за прядь длинных черных волос.
Том смотрел, как Аболи заворачивает голову аль-Ауфа в плащ. Он без всякого сожаления смотрел, как сквозь ткань проступает кровь. Аболи встал и взвалил страшную ношу на плечо.
— Отнесем это твоему отцу. Голова аль-Ауфа принесет ему титул барона, когда он представит ее управляющим достопочтенной компании в Лондоне.
С обнаженной шпагой в руке Том, как во сне, пошел за Аболи по коридору, на яркий солнечный свет.
Он не испытывал никакого душевного подъема, только страшную тяжесть от сознания того, что навсегда потерял Дориана. Они протиснулись через толпу возбужденных моряков, которые грабили крепость. Англичане громко смеялись и хвастали друг перед другом, обчищая здание.
Часто слышались крики и вопли, когда в одном из помещений находили араба и вытаскивали его во двор.
Всех пленников раздели донага. Моряки знали, как искусно арабы умеют прятать кинжал в своих просторных одеяниях. Даже с женщинами обошлись так же. Захваченное оружие грудой свалили посреди двора, а все ценности, кошели мужчин и украшения женщин побросали на разложенный парус.
Затем пленных увели туда, где у северной стены крепости уже стояли голые смуглые арабы; их охраняли улыбающиеся моряки с саблями наголо и взведенными пистолетами.
Том прошел вдоль ряда сидящих арабов и выбрал одного. Несмотря на наготу, человек этот держался с достоинством и отличался умным взглядом.
— Как тебя зовут, отец? — спросил Том, стараясь говорить уважительно.
Араб удивленно взглянул на него — он не ожидал услышать арабскую речь, — но отозвался на вежливость Тома.
— Меня зовут Бен-Абрам.
— Ты похож на ученого или святого, — польстил ему Том.
И снова старик ответил:
— Я врач.
— На этом острове есть мальчик. Ему двенадцать лет, и у него рыжие волосы. Его захватил аль-Ауф. Ты его знаешь?
— Знаю, — кивнул Бен-Абрам, и Том приободрился.
— Он мой брат. Где он сейчас? На острове? — энергично спросил он, но Бен-Абрам покачал головой.
— Его нет. Аль-Ауф продал его в рабство.
Тому наконец пришлось признать, что аль-Ауф говорил правду. С минуту ему казалось, что он не вынесет этой боли.
— Куда его отправили? Как зовут человека, который его купил?
Бен-Абрам снова отрицательно покачал головой, но отвел взгляд, и на его лице появилось выражение настороженности.
— Не знаю, — прошептал он.
Том понял, что он лжет, и его рука легла на рукоять шпаги.
Он заставит старика рассказать. Но тут он увидел решительное, сильное лицо Бен-Абрама, и чутье предупредило его, что угрозами он ничего не добьется.
Чтобы выиграть время для размышлений, он окинул взглядом внутреннюю стену крепости. На укреплениях лежало множество мертвых арабов; но было и множество раненых, они стонали и корчились в пыли. Том подозвал боцмана, командовавшего охраной.
— Этот человек врач. Верните ему одежду, и пусть займется своими ранеными.
— Есть, мистер Кортни.
Боцман поднес руку ко лбу.
Том снова повернулся к Бен-Абраму.
— Многие из ваших людей нуждаются в помощи. Можешь пойти к ним.
— Да вознаградит тебя Аллах за сострадание.
Бен-Абрам встал и надел халат, брошенный боцманом.
Том смотрел, как старик торопливо отошел и склонился к тяжело раненному арабу у начала спуска.
Теперь надо найти отца и сообщить ему страшную новость о Дориане. Том снова осмотрелся и пошел к воротам. По дороге он останавливал всех моряков с «Серафима», кого узнавал.
