Тело ее стало мягким, напряжение ушло. Она закрыла глаза и начала издавать негромкие звуки.
Неожиданно все ее тело содрогнулось, и она негромко вскрикнула.
— Что ты делаешь? Пожалуйста, не надо! О Том, что ты делаешь?
Она снова начала бороться, но он крепко держал ее, и немного погодя Каролина успокоилась. Оба начали двигаться слаженно, в естественном ритме, древнем, как сам человек.
Много времени спустя они лежали рядом, пот остывал на их телах, дыхание постепенно успокоилось, и они снова могли разговаривать.
— Уже поздно. Скоро проснутся Агнес и Сара. Мне пора, — прошептала Каролина и потянулась за своей ночной сорочкой.
— Придешь еще? — спросил он.
— Может быть.
Она через голову надела сорочку и завязала ленту у горла.
— Завтра ночью? — настаивал он.
— Может быть, — повторила она, соскользнула с мешков и направилась к двери. Прислушалась, потом посмотрела в щелку.
Открыла дверь настолько, чтобы выскользнуть, и исчезла.
«Серафим», держа курс на юг, постепенно покидал тропические широты. Дни стали прохладнее, после утомившего всех тяжелого зноя подул свежий юго-восточный ветер. Умеренно волнующийся океан кишел жизнью, они плыли через облака криля и планктона. Том и Дориан видели с мачты тени косяков тунца — бесконечные потоки рыб легко обгоняли корабль в своих загадочных странствиях по зеленому океану.
Наконец в полдень наблюдения показали, что корабль достиг нужной точки на юге, и на тридцать втором градусе южной широты Хэл развернул его носом на последний отрезок плавания, к мысу Доброй Надежды.
Хэл с облегчением воспринял приближение этого этапа долгого плавания и предстоящую высадку на сушу. Накануне доктор Рейнольдс доложил о первых случаях цинги среди матросов. Эта загадочная болезнь была проклятием всех капитанов дальнего плавания. Стоило кораблю пробыть в море шесть недель, и тяжелые испарения, вызывающие эту болезнь, без всякой причины внезапно обрушивались на экипаж.
Двое заболевших — только начало, Хэл знал это. Они показывали врачу распухшие кровоточащие десны и темные кровоподтеки на животе, где кровь просачивалась сквозь кожу. Никто не мог объяснить причину этой болезни или ее загадочное исчезновение и излечение жертв, едва корабль приходил в порт.
— Господи, побыстрее бы! — молился Хэл, поглядывая на пустой восточный горизонт.
Теперь, на подходе к суше, корабль сопровождали стаи дельфинов — они летели на вершинах волн, ныряли под корпус и появлялись с другой стороны, изгибали под поверхностью блестящие черные спины, высоко взлетали, ударив хвостом, и с вечной улыбкой смотрели на людей проницательными глазами.
Это был океан больших китов. Иногда взгляд с вершины мачты обнаруживал повсюду их фонтаны, искаженные ветром. Гигантские существа покачивались на поверхности. Некоторые превосходили длиной корпус «Серафима» и проходили так близко, что мальчики видели ракушки и морские водоросли, облепившие их тела, словно это были не живые существа, а морские рифы.
— В каждой такой рыбе двадцать тонн жира, — сказал Большой Дэниел Тому, когда они, опершись о бушприт, смотрели, как в кабельтове от корабля из глубины поднимается великан и вздымает к звездам раздвоенный хвост.
— У него хвост шириной с бизань-парус, — удивился Том.
— Говорят, это самые большие живые существа, — кивнул Дэниел. — Десять фунтов за тонну жира… выгодней охотиться на китов, чем на пиратов.
— Но как убить такое огромное существо? — удивился Том. — Все равно что убить гору.
— Да, работа опасная, но есть такие, кто ее делает. Голландцы великие китобои.
— Вот бы попробовать, — сказал Том. — Я хочу быть великим охотником на китов!
Большой Дэниел указал на поднимающийся и опускающийся перед бушпритом горизонт.
— Там, куда мы идем, есть на кого поохотиться, парень. Эта земля кишит дикими зверями. Там есть слоны с бивнями длинней тебя. Может, твое желание исполнится.
С каждым днем возбуждение Тома нарастало.
Измерив положение солнца, он отправлялся с отцом в каюту на корме и смотрел, как отец отмечает положение корабля — линия на карте все больше сближалась с огромной земельной массой, похожей на голову лошади.
Дни Тома были настолько заполнены возбуждением и напряженной деятельностью, что к ночи он должен был бы уставать.
Обычно он успевал поспать несколько часов до полуночи, но в конце первой вахты просыпался и вставал с тюфяка.
Больше ему не нужно было придумывать поводы и упрашивать — Каролина сама охотно приходила в пороховой погреб каждую ночь. Том обнаружил, что разбудил дикую кошку. Она больше не мялась, не скромничала, но не уступала ему в страстности, криками и движениями давая выход буйной страсти.
Том часто уносил на себе следы этих встреч — спина его была исцарапана, а губы искусаны и распухли.
Но в стремлении каждую ночь попадать на свидание он утратил осторожность и несколько раз чуть не попался. Однажды, когда он проходил мимо каюты Битти, дверь внезапно распахнулась и вышла сама миссис Битти. Том едва успел надвинуть на глаза шапку и, проходя мимо, прохрипел, изменив голос:
— Семь склянок первой вахты, на борту все в порядке.
Ростом он не уступал большинству матросов, а коридор был освещен слабо.
— Спасибо, добрый человек.
Миссис Битти так смутилась оттого, что ее застали в ночной сорочке, что тут же виновато юркнула в каюту.
Не раз, пробираясь по орудийной палубе, Том чувствовал, что за ним кто-то идет. Однажды ему даже показалось, что он слышит за собой шаги на трапе, но, обернувшись, он никого не увидел.
В другой раз он в предрассветный час возвращался с нижней палубы, когда по трапу, ведущему с юта, загремели тяжелые шаги. Тому едва хватило времени нырнуть обратно, и по коридору к отцовской каюте прошел Нед Тайлер. Спрятавшись в тени, Том смотрел, как Нед постучал в дверь. Он услышал изнутри голос отца:
— В чем дело?
— Нед Тайлер, капитан. Ветер крепчает. Если и дальше так пойдет, может унести снасть. Разрешите убрать стаксель и убавить большой парус.
— Сейчас буду, мистер Тайлер, — ответил отец Тома.
Минуту спустя он вышел из каюты, натягивая камзол, и по дороге на палубу прошел в нескольких футах от места, где лежал Том.
Том добрался до своего тюфяка на орудийной палубе в тот миг, когда послышался резкий боцманский свисток и в темноте загремел голос Большого Дэниела:
— Все наверх укорачивать паруса!
Присоединяясь к матросам, выходящим в ветреную ночь, Том сделал вид, что протирает сонные глаза.
Но не в характере Тома было тревожиться из-за таких случаев, более того, они даже раззадоривали его. Теперь он ходил гоголем. Аболи с улыбкой качал головой:
