— В джунглях много дорог, — ответил Аболи. — Если мы все пойдем одной дорогой, на ней будет тесно.
— Но Гай! — Дориан едва не плакал. — Он не должен был бросать нас!
Он снова повернулся к Тому.
— Ты ведь никогда меня не бросишь, Том?
— Конечно нет, — ответил Том.
— Обещаешь?
Слеза прокатилась по щеке Дориана и сверкнула в свете звезд.
— Нельзя плакать, — укорил его Том.
— Я не плачу. Просто от ветра у меня слезятся глаза. — Дориан смахнул слезу. — Обещай, Том.
— Обещаю.
— Нет, не так. Поклянись страшной клятвой, — настаивал Дориан.
С долгим страдальческим вздохом Том извлек из ножен на поясе кортик. Он поднял узкое лезвие, блеснувшее в лунном свете.
— Пусть Бог, Аболи и Большой Дэниел будут моими свидетелями. — Он уколол подушечку большого пальца. Потекла кровь, черная в серебристом свете, словно смола. Он убрал кортик в ножны и свободной рукой приблизил к себе лицо Дориана. Серьезно глядя мальчику в глаза, Том большим пальцем начертил у него на лбу кровавый крест. — Клянусь самой страшной клятвой, что никогда не оставлю тебя, Дориан, — серьезно сказал он. — А теперь перестань плакать.
С отказом Гая судовое расписание изменили, и Том получил вдобавок к своим обязанности брата-близнеца. Теперь Нед Тайлер и Большой Дэниел давали уроки навигации, пушкарского дела и управления парусами двум ученикам, а не трем. Расписание Тома и раньше было насыщенным, теперь же, казалось, занятия не оставляют ему ни минутки свободной.
А обязанности Гая стали легкими и приятными.
После ежедневных уроков, когда Том и Дориан отправлялись наверх и начинали свои уроки корабельного дела, Гай в течение нескольких часов писал для мистера Битти письма и отчеты или изучал публикации Компании, включая «Наставление начинающим службу в достопочтенной Ост-Индской компании», после чего мог почитать миссис Битти или поиграть в карты с девочками. Все эти занятия не вызывали энтузиазма у его брата, который временами наблюдал с реев, как Гай прохаживается по юту в обществе женщин и смеется с ними — далеко от офицеров и матросов корабля.
«Серафим» пересек экватор, и на обычном по такому случаю празднике все, кто делал это впервые, проходили посвящение и давали клятву на верность Нептуну, богу океанов. Аболи в невероятном костюме из разнообразных остатков, взятых из корабельных запасов, прищепив бороду из распущенного каната, внушительно исполнял роль Нептуна.
Полоса штилей оставалась на севере, и корабли постепенно освобождались от ее влияния; теперь они входили в полосу пассатов. Характер океана изменился — после вялых, неподвижных вод полосы штилей вода засверкала, заиграла, словно ожила. Воздух посвежел и внушал бодрость, небо покрылось гонимыми ветром перистыми облаками. Повеселел и экипаж.
Хэл проложил курс с уклонением на юго-запад, почти посередине Атлантического океана, на полпути к Южной Америке, вдали от Африканского континента. Зато этот крюк компенсировали устойчивые ветра.
Каждые десять дней Том с Недом и помощниками пушкаря спускались вниз, чтобы проверить пороховой погреб. Частью обучения мастерству артиллериста было умение понимать качество и состояние черного пороха. Надо было знать состав пороха, как безопасно соединять и хранить его компоненты: серу, древесный уголь и селитру, как предохранять от нагревания и влаги, отчего порох спекается и дает неровное горение или вообще не горит.
В каждое посещение Нед внушал Тому, как опасны в пороховом погребе открытое пламя или искра: может произойти взрыв, и корабль взлетит на воздух.
Перед боем бочонки открывали, порох тщательно развешивали в шелковые мешочки: точный заряд для каждого орудия. Эти заряды банником загоняли в ствол, поверх укладывали пыж — сверток ткани, а еще выше — ядро. Мешочки переносили к пушкам помощники пушкарей. Даже когда корабль не ожидал боя, рядом с пушками на всякий случай лежали несколько таких шелковых мешочков.
К несчастью, шелк делал содержимое заряда уязвимым для влаги и спекания, так что мешочки нужно было постоянно проверять и перепаковывать.
Когда Нед и Том работали в пороховом погребе, там редко слышались болтовня и смех. Тусклое освещение давала единственная забранная сеткой лампа, и в погребе было тихо, как в соборе. Шелковые мешочки передавали Тому, а он аккуратно укладывал их на стойку. Они были упругие и гладкие на ощупь. Отличная получилась бы койка, подумал он. И неожиданно мысленно увидел лежащую на мешочках нагую Каролину. Том негромко застонал.
— В чем дело, мастер Том? — вопросительно взглянул на него Нед.
— Ничего. Просто задумался.
— Оставь мечты близнецу. Он хорош как раз в этом, — лаконично посоветовал Нед. — А ты работай. В этом хорош ты.
Том продолжал укладывать мешочки, напряженно раздумывая. Пороховой погреб — единственная часть корабля, где по десять дней никого не бывает, где можно остаться одному, не опасаясь, что тебе помешают. Это именно то место, которое он так старался найти, причем настолько очевидное, что он о нем и не подумал. Он взглянул на ключи, свисавшие с пояса Неда. В связке их с полдесятка: от порохового погреба, от арсенала, от запасов продовольствия, от ящика с отходами.
Когда работу закончили, Том, стоя рядом с Недом, смотрел, как тот запирает дверь. Он постарался запомнить, какой именно ключ поворачивался в тяжелом замке. С пятью выступами в форме короны. Том пытался придумать, как раздобыть эту связку хоть на несколько минут, чтобы снять нужный ключ. Но тщетно: не одно поколение моряков до него пыталось решить ту же проблему, чтобы добраться до запасов спиртного.
Ночью, когда Том без сна лежал на своем тюфяке, ему пришло в голову такое неожиданное решение, что он даже сел: на корабле должен быть не один набор ключей. И если так, то он знает, где второй — в каюте отца. В матросском сундуке под койкой, подумал он, или в одном из ящиков стола. Остаток ночи он почти не спал. Даже будучи старшим сыном капитана корабля, он не мог без разрешения проникнуть в каюту отца, а передвижения Хэла по судну были совершенно непредсказуемы. Никогда нельзя было знать наверняка, что его каюта пуста. А даже если его нет, слуга возится с постельным бельем или гардеробом Хэла. Том отказался от мысли попробовать взять ключ, когда отец уснет. Его отец не засыпал крепко, он узнал это на собственном нелегком опыте. Отец не из тех, кого легко обмануть.
Всю следующую неделю Том составлял и отбрасывал самые дикие и непрактичные планы, вроде того, чтобы перебраться через борт и проникнуть в каюту с кормовой галереи. Он знал, что придется рискнуть и подождать, пока отец не прикажет менять паруса.
Тогда обе вахты соберутся на палубе, а отец будет занят наверху. Том придумает какой-нибудь предлог, чтобы оставить свой пост и на несколько минут спуститься вниз.
Дни бежали быстро, дул постоянный юго-восточный пассат, и «Серафим» шел правым галсом. Менять паруса не требовалось, и у Тома не было возможности осуществить свой план.
