Том подскакал к деревьям, спрыгнул, привязал лошадь к ветке и прошел в круг древних камней, стоявших в роще.
Камни от старости заросли мхом. Легенды утверждали, что они стоят на могилах древних, погребенных здесь в незапамятные времена.
Том выбрал между ними подходящее место, руководствуясь советами не головы, а ног. И наконец воткнул каблук в мягкий дерн.
— Здесь! — сказал он, и Аболи подошел с лопатой в руке.
Он глубоко вонзил лопату в мягкую землю и начал копать.
Когда он останавливался передохнуть, лопату брал Том. Остановились они, выкопав яму по пояс глубиной. Том выбрался из ямы и пошел туда, где оставил лошадь. Он отстегнул седельную сумку и достал оттуда что-то, завернутое в ткань. Отнес к выкопанной яме и поставил на край. Через стекло на него одним глазом ехидно смотрел аль-Ауф.
— Скажешь молитву для мертвых, Аболи? Твой арабский лучше моего.
Аболи глубоким низким голосом, гулко отдававшимся в роще, прочитал молитву. Когда он замолк, Том снова завернул сосуд, скрыв от глаз его ужасное содержимое, и положил на дно подготовленной могилы.
— Ты был храбрым человеком, аль-Ауф. Пусть твой бог Аллах простит твои грехи, ибо они многочисленны и ужасны.
Он закопал могилу и разровнял землю. Потом покрыл срезанным зеленым дерном, чтобы спрятать раскопанное место.
Они пошли к лошадям и сели верхом. С седла Аболи в последний раз посмотрел на могилу в роще.
— Ты убил человека в схватке один на один, — негромко сказал он, — и с почетом обошелся с его головой. Ты поистине стал воином, Клиб.
Они повернули лошадей и направились к морю.
Хэл Кортни как будто понимал, что в часах его жизни сыплются последние песчинки. Он много думал о смерти и обо всем, что с нею связано. Он послал в город за мастером-каменщиком и показал ему рисунок своего надгробия.
— Я понимаю, что вы хотите, милорд.
Седой каменщик посерел от каменной пыли, въевшейся в поры его кожи.
— Конечно, Джон, — ответил Хэл.
Этот человек был настоящим художником с резцом и молотом. Он изготовил саркофаги для отца Хэла и всех его жен. И он же по праву должен был сделать то же самое для хозяина Хай-Уэлда.
Затем Хэл договорился, чтобы в последний путь его отца проводил епископ. Тело отца наконец-то упокоится в саркофаге, который каменщик Джон изготовил почти двадцать лет назад.
Церковь заполнили члены семьи Хэла и те, кто знал сэра Френсиса Кортни. Слуги и работники из поместья в своем лучшем платье заполнили задние ряды и весь церковный двор.
Хэл сидел в проходе, в особом кресле, которое приспособили для него плотники из поместья: с высокими боками, позволявшими ему сидеть, и четырьмя ручками по углам, взявшись за которые, слуги переносили кресло.
Остальные члены семьи Кортни сидели в первом ряду.
Собралось свыше десятка двоюродных братьев, дядюшек и тетушек и других родственников. Уильям сидел рядом с отцом, Элис — рядом с мужем. Она появилась на людях впервые с той ночи, когда Том пытался силой проникнуть в спальню брата.
Она была в черном траурном платье, черная вуаль скрывала лицо.
Но когда Элис чуть приподняла вуаль, чтобы вытереть глаза, Том подался вперед и увидел, что половина лица у нее распухла, на щеке шрам, покрытый черным струпом, а синяк на щеке посветлел и приобрел пурпурно-зеленый цвет. Элис почувствовала взгляд Тома и торопливо опустила вуаль.
По другую сторону прохода сидели почетные гости: четыре рыцаря ордена Святого Георгия и Священного Грааля.
Николас Чайлдс и Освальд Хайд вместе приехали из Лондона.
Отец Элис, Дон Гренвилл, граф Эксетерский, вместе с младшим братом Артуром приехали верхом из своих владений, которые примыкали к Хай-Уэлду.
После церемонии собрались в большом доме на поминки. Семья и почетные гости ели в большом обеденном зале, а для простолюдинов во дворе поставили раскладные столы на козлах.
Хэл был таким щедрым хозяином, погреба Хай-Уэлда такими обильными, что еще до полудня оба пэра Британии вынуждены были удалиться в свои комнаты для отдыха. Епископа так отягощали его обязанности священнослужителя и отличный кларет, что двоим слугам пришлось помогать ему подняться по лестнице; на площадках епископ останавливался и благословлял стоявших во дворе свидетелей этого восхождения.
Кутилы во дворе, насладившись бесплатным пенным сидром, разбрелись по живым изгородям и стогам, чтобы отдохнуть — и с другими, менее благопристойными целями. К храпу пьяных примешивались шуршание сена, смешки и счастливые возгласы молодых пар, нашедших себе другое занятие.
В сумерках четверо рыцарей ордена, в разной степени отдохнувшие после поминок, вышли из своих комнат и сели в поджидавшие их кареты. Небольшая кавалькада покинула дом и вслед за Хэлом и Томом, ехавшими в первой карете, направилась вверх по холму в церковь.
Церемониал ордена проводили в склепе. На полу уже была выложена мозаичная пятиконечная звезда, в ее центре поставили три бронзовых котла с древними элементами: огнем, землей и водой. Пламя жаровни плясало на каменных стенах и отбрасывало необычные тени в углы за рядами каменных саркофагов.
Кресло Хэла стояло наготове у входа в часовню.
Как только он сел в него, братья-рыцари понесли его вниз по ступеням в склеп и поставили в центре пятиугольника, в окружении трех котлов.
Том в простом белом одеянии новообращенного в одиночестве ждал в проходе церкви наверху, молясь перед алтарем, освещенным факелами; факелы были укреплены в бронзовых держателях на стенах. Из склепа к Тому доносились негромкие голоса рыцарей, открывавших ложу первой степени посвящения. Потом на каменных ступенях послышались тяжелые шаги: это граф Эксетерский, поручитель Тома, пришел за ним.
Том вслед за ним спустился по лестнице туда, где в священном круге ждали остальные рыцари.
— Во имя Отца, Сына и Святого Духа! Кто вступает в ложу ордена Святого Георгия и Священного Грааля? — спросил Хэл прерывисто, как человек, только что едва не утонувший.
— Новообращенный представляется для причащения тайнам Храма.
— Входи ценой опасности для твоей вечной жизни, — пригласил отец; мягкий тон Хэла сделал предупреждение еще более значительным. Том встал и переступил через мозаичную мраморную полосу, обозначавшую границу мистического круга. Он не ожидал ничего необычного, но вдруг содрогнулся, как будто враг пометил его могилу, вонзив в нее меч.
— Кто поручитель новообращенного? — тем же прерывистым голосом спросил Хэл.
Заговорил граф Эксетерский:
— Я.
Хэл снова поглядел на сына и мысленно перенесся на холм в дикой, свирепой земле за экватором, где много лет назад сам дал эту же клятву.
