– Меня будут искать, – внезапно сказал Сергей Викторович. – Понимаешь? Рано или поздно тебя найдут. И уж поверь, для тебя будет лучше, если к тому времени я буду жив.
Он старался, чтобы его голос звучал уверенно, но Пастора это ничуть не смутило, и он продолжал с неподдельным интересом разглядывать пленника, словно перед ним был таракан с тремя усиками вместо двух. Когда Сергей Викторович умолк, он заговорил:
– Послушай, неужели ты считаешь, что, даже если все вскроется, мне сделают хуже, чем это сделал ты? Тогда ты еще глупее, чем я думал. И потом, я не доставлю удовольствия кому бы то ни было созерцать меня на скамье подсудимых. Жизнь для меня ничего не стоит. Дошло до тебя, урод?
Елагин хотел что-то возразить, но в последнюю секунду решил промолчать.
– Ты никогда не хотел уйти из этой жизни? – вкрадчиво поинтересовался Пастор. – Скажи по-честному. Я не поверю, если ты скажешь «нет». Ты же не робот, не животное. Ты человек. С точки зрения анатомии, конечно. Так вот и я хотел. После того как на моих глазах повесилась мать, я несколько раз пытался покончить с собой. Не сразу, разумеется. Эта травма сказалась на мне в подростковом возрасте. Я тоже хотел повеситься, но меня спасла тетка, которая взяла меня на воспитание. Через пять лет я прыгнул с балкона. Я упал на дерево и только поэтому остался жив. Правда, несколько дней я все же провел в коме. Знаешь, какие при этом возникают ощущения? Все это фигня про свет в конце тоннеля. Я видел яркое солнце и теплое море. Я ловил лицом брызги океана. Я ворошил пальцами мягкий белый песок и наслаждался своими ощущениями. И я видел маму. Она звала меня купаться в море. Ты меня слышишь, урод? – прикрикнул Пастор, видя, что Елагин начал клевать носом.
Сергей Викторович встрепенулся, затем съежился, втянув голову в плечи.
– Ты даже не представляешь, какое это блаженство, – мечтательно вещал Пастор. – Никакой оргазм не сравнится с тем, что мне довелось испытать… И я хочу почувствовать это снова. Знаешь, что меня удерживало от того, чтобы покончить с собой? Он вытянул в окошко указательный палец, словно ствол револьвера: – Ты. Твое никчемное существование. Твоя пустая проклятая жизнь.
Елагин обхватил голову руками. Голос Пастора был похож на вязкую патоку, он незаметно просачивался во все поры его кожи, заползал во все складки и отверстия, разъедая плоть, как кислота.
– Так что ты должен быть благодарен мне, – усмехнулся Пастор, убирая руку. – Я просто подвел тебя к единственно верному решению. Когда ты наденешь петлю на шею, ты поймешь, что я был прав, и будешь благодарить меня. Сейчас ты немного упрямишься, это объяснимо. Я могу подождать. Я…
– Заткнись! – внезапно завизжал Сергей Викторович. – Я больше ничего не хочу слышать, ты, свихнувшийся псих! Твое место в сумасшедшем доме! Убирайся отсюда! Убирайся!
Пастор тихо рассмеялся, и его шелестящий смех напоминал шуршание лап рептилии.
– Конечно, я уйду. У меня нет времени торчать тут с тобой. В конце концов, тебе нужно побыть одному. А чтобы ты не скучал… Вот, держи.
Сергей Викторович непонимающе глядел на стопку листов, которые Пастор протягивал ему в окошко.
– Что это? – безразлично спросил он. – Для туалета?
– Ха-ха, веселая шутка, – ухмыльнулся Пастор. – Это переписка твоей дочери с одним человеком. Я надеюсь, что после ознакомления с этим чтивом ты поменяешь свои взгляды на жизнь. А, чуть не забыл. Несколько слов о твоей жене, урод.
Елагин поднял на Пастора помутневший взгляд.
– Что тебе еще нужно? При чем тут моя жена?
– Ты думаешь, она случайно воспылала чувствами к совершенно постороннему человеку? – хохотнул Пастор. – Ты когда-нибудь слышал о профессиональных альфонсах? Которые разводят богатых дурочек, обчищая их дочиста?
Сергей Викторович почувствовал, как его грудь словно сдавило стальным обручем, дышать становилось труднее с каждым вздохом.
– Чт… что?! – только и смог выговорить он.
– Именно то, что я и сказал. Я долго искал подходящую кандидатуру на роль мачо для твоей жены и в итоге не прогадал. Его услуги недешево стоят, но ради своей цели я не скупился.
– Ради цели, – оцепенело повторил Елагин. – Твоя цель – разрушить мою семью?
– Нет, не разрушить, – поправил его Пастор, подмигнув. – Полностью уничтожить. И семью, и жизнь. И вы сделаете это своими руками. Твоя жена взяла кредит для нанятого мною альфонса. Большой кредит. Только вот почему-то ее ухажер куда-то запропастился, а долг придется возвращать твоей супруге. Понимаешь, урод? Ну ладно, не буду тебе мешать. Поразмышляй дальше сам…
Стальной квадрат с лязгом закрылся, щелкнула задвижка, и Сергей Викторович вновь остался один.
Один, с пачкой бумаги.
– Гадина, – скрипя зубами, выругался Елагин.
Значит, они обманули его жену, ловко подсунув ей какого-то гребаного альфонса, который уговорил ее взять кредит?!
Твари!
Твари!!!
Елагин перевел мутный взор на стопку листов, которую передал ему Пастор. Неуклюже шурша бумагой, он, вздохнув, принялся вчитываться в текст. И когда до измученного сознания Сергея Викторовича наконец-то дошел жуткий смысл переписки, его волосы поднялись дыбом, а нутро заполнилось ледяным озером. Его била непрекращающаяся нервная дрожь, накатывая волна за волной.
Боже.
Боже, это безумие.
Неужели это его дочь, Вика? И кто этот мерзавец по кличке Дельфин, который день за днем с неистовым упорством подталкивал Вику к страшному шагу?! И где все это время был он, ее отец, пока она переписывалась с подонком?!!
Хотя о чем он? Днем он был на работе, вечером валялся в стельку пьяный, вот где он был все эти дни, пока его дочь готовилась к самоубийству…
– Да, – прошептал Елагин. – Я был рядом, но мое сердце и моя душа были далеки от тебя, доченька…
Смяв листы, он швырнул их в загаженное ведро.
Нужно во что бы то ни стало вырваться отсюда и остановить ее.
Сергей Викторович поднялся на ноги, шагнув к двери.
– Эй, откройте! – завопил он, барабаня кулаками по двери. – Откройте, сволочи!
Это продолжалось несколько минут, пока он, вконец вымотанный и обессиленный, дрожа и плача, прислонился к резиновому покрытию стены.
«Посмотри на меня, зайчонок», – хихикнул кто-то за спиной, и Елагин почувствовал, как по его ногам заструилось что-то горячее. Мочевой пузырь сдался первым. Медленно-медленно, как в покадровой съемке, Сергей Викторович оглянулся.
Чучело стояло в углу, покачиваясь из стороны в сторону, издали напоминая не слишком трезвого человека. Рваные клочья фотографии были небрежно собраны на муляже лица куклы, как бракованный пазл. Глаза мерцали прохладными льдинками.
– Тебя нет, – пробормотал Елагин. Он вытянул вперед руки, словно пытаясь отгородиться от видения. – Нет, нет!
