– Что это зеленое?
– Васаби, – ответил я вынужденно. – Неплохая
приправа. Вам понравится.
Троеградский изучал васаби с интересом, с задумчивым видом
подцепил кончиком ножа самый краешек и аккуратно размазал по рыбе.
– Что-то слышал, – сообщил он. – Или в каком-то
кино видел. Это японский хрен, да?
– Он самый, – сообщил я и тоже намазал себе на рыбу
слой впятеро толще, чем у Троеградского.
Дятлов, глядя на меня, намазал на рыбу столько же, почти
половину всей порции, откусил хоть и осторожно, чтобы посмаковать и
насладиться, но достаточно, чтобы сразу покраснеть, побагроветь, а глаза
полезли на лоб.
Я с задумчивым видом продолжал намазывать, вернее,
размазывать ту капельку васаби по всей длине рыбы, а потом соскоблил две трети
и начал размазывать по остальным ломтикам.
Троеградский сдержанно улыбнулся, в глазах понимание, если я
вот так подшучиваю, то и вся моя программа присоединения России к
Америке – несерьезно. А если и всерьез, то с легкостью откажусь,
если замаячит шанс более легкой жизни.
Я видел, что Троеградский все пытается как-то подобраться
к основному вопросу, ради которого встретились, и никак не может найти дорожку,
чтобы получилось как бы само собой. Дятлов долго пил холодный зеленый чай,
наконец заговорил сильно осипшим голосом:
– Да, борщ – чудо!.. Это те же русские щи, даже корень
один и тот же. Вообще, куда ни посмотрю, вижу русское происхождение… Почему мы
об этом забываем? Вот уж поистине – иваны, не помнящие родства! Нехорошо.
Совсем не помним о своей великой русской культуре, о славных воинских
традициях, о победе на Куликовом поле, даже создание радио приписываем
какому-то итальяшке Маркони…
Юлия бросила на меня взгляд, предостерегающий, дескать, вот
оно, начинается, но движением брови обратила внимание на позу Дятлова, мол,
врет, слишком пристально смотрит в глаза, а сам как будто оцепенел.
О чем мне с ними говорить, мелькнула мысль, мы же
совершенно разные, уже видно – общего не жди… однако же я ощутил, как мой
рот распахивается, я начинаю говорить быстро, торопливо, пойманный на крючок
помимо моей воли:
– Игорь Николаевич, я не могу с вами тягаться в красноречии.
Все-таки я естественник, а вы – гуманитарий. Тем более когда вы о великой
русской культуре, а я стыдно сказать – о чем! Да и вообще, о чем бы я ни
заговорил, разве любое сказанное можно сравнивать с великой русской культурой?
Но даже если можно, кто осмелится?.. Это все равно, что негра назвать негром, а
еврея – евреем! Нет уж, я не берусь. Когда говорят о русской культуре,
конечно же, обязательно с приставкой «великая», иначе камнями закидают. Можно
только встать и слушать, вытянувшись во фрунт, как при исполнении национального
гимна «Боже, храни президента», все остальное – преступление. Но давайте
не трогать тени великих предков, я с вами согласен стопроцентно и вседушно как
насчет Куликовской битвы, так и насчет самолета Можайского, и вообще согласен
абсолютно во всем, что касается нашего великого прошлого. А теперь, когда
я отдал дань уважения теням наших предков, вернемся в день сегодняшний.
Дятлов смотрел пристально, Троеградский хмыкнул и осторожно
налил себе саке.
– На сегодня мы имеем, – продолжил я, – совсем
другой народ. Когда-то были славные русичи, потом – русские, затем –
могущественные советские люди, а сейчас остались какие-то ошметки, именуемые,
как в насмешку, россиянами! Если посмотреть, то этот народ, хотя он уже не
тянет на высокое название народа, как раз и не заслуживает, чтобы его агонию
растягивать на долгие годы. Сейчас это обленившееся стадо, в котором лишь
немногие единицы готовы работать, а остальные лишь требуют подачек, требуют
увеличивать добычу нефти и все следят за мировыми ценами на нефть в ужасе,
вдруг да цены упадут, придется работать! Как, кстати, работает вся более
богатая Европа, работает богатая Америка. А вот наши работать упорно не
хотят! У них принцип: лучше бедные, да честные. Как будто нельзя быть
богатым и честным.
Дятлов заметил с двусмысленной улыбкой:
– Бедный и честный, это когда выиграл джекпот.
Юлия заметила кротко:
– Или когда «отнять и поделить».
– Словом, – буркнул я, – халява…
Дятлов кивнул, неожиданно согласился:
– Абсолютно согласен, Борис Борисович! Тлетворное влияние
Запада разлагающе действует на истинно православный незлобивый русский народ.
Я бы вообще расстреливал тех, кто приманивает народ на халяву. Это же до
чего довели русский народ! Ладно, при советской власти приучили тащить с
заводов, фабрик, строек, любой работы все, что могли унести, это называлось
«для дома, для семьи», но хоть друг у друга считалось воровать
недопустимым, позорным, стыдным!.. У государства воровать как бы и не
воровство вовсе, то есть наказуемое по закону, но не наказуемое в общественном
мнении, а вот у такого же человека что-то украсть – это стыдно, это
наказуемо не только Уголовным кодексом, но и презрением соседей, коллег, даже
родни. А что теперь пришло с Запада?
Я поинтересовался:
– Это вы о ворованном софте?
– Да вы посмотрите, какой крик поднялся, едва попытались
прикрыть пиратские библиотеки! Какие высокие слова пошли в защиту обыкновенной
кражи, как эти купленные Западом на корню продажные шкуры распинались о свободе
слова, какие хитроумные увертки изобретали, только бы оправдать или как-то
затушевать факт воровства, банальнейшего воровства!..
Троеградский хмуро поинтересовался:
– А ты никогда не скачивал раскряченную программу?
Дятлов огрызнулся:
– Скачивал! И скачиваю. Даже захожу в пиратскую
библиотеку, где появляются свежие детективчики… но я понимаю, что ворую, что
делаю плохо. Я скачиваю только потому, что иначе отстану от этого ворья.
У них будет передо мной преимущество, потому я скачиваю, но одновременно
добиваюсь, чтобы все эти пиратские библиотеки, развращающие нас, отучающие
работать, были закрыты раз и навсегда! Неважно, какие незаконные средства для
этого придется применить, но зато у людей будет стимул лишний час поработать,
чтобы заработать пару долларов и потратить на прогу или интересную книгу.
Я промолчал, в этом совершенно согласен, но только не
Запад приучал нас к халяве: сказка о Емеле и говорящей щуке – чисто
русская, Запад как раз отличается приверженностью к труду, там «бедный» и
«честный» – не обязательно синонимы, как у нас, и «богатый» вовсе не
значит «вор». У нас слишком буквально приняли пропагандистскую фразу
Христа про игольное ушко и верблюда, но это он говорил на собраниях бедноты,
среди богатых же он говорил несколько иное…
Глава 6
Троеградский старательно брал палочками кусочки сяке,
обмакивал в коричневый соус. Пальцы побелели от напряжения, я чувствовал, как
все его чувства и мысли сосредоточены на том, чтобы не уронить, не передавить
палочками шарик из риса, не оставить в чашечке для соуса, потом хрен достанешь
по одной рисинке…
