Заметив замешательство на лицах, я повысил голос:
– Я не случайно начал с дел международных! Как вы
поняли, Америку крепко зажали. Я вижу на ваших лицах злорадство. Такое же
видите на моем… Да, все мы, что человеку свойственно и естественно, желаем,
чтобы Америка поскользнулась на банановой шкурке. Хорошенько так это
поскользнулась, дабы копыта кверху, а затылком о кафельный пол!.. Понятно, так
желают во всем мире, даже в тех странах, которые Америка считает союзниками.
Если уж в Англии восемьдесят процентов населения желали поражения Америке в
Ираке, то чего говорить о Германии или Франции, Турции или Китае? Про нас,
Россию, я уж и вовсе молчу. Тут недавно снова услышал анекдот про каменоломни,
вот-вот, вижу по вашим лицам, что и вы уже в курсе.
Они в самом деле ухмылялись, переглядывались, кто-то
откровенно ржанул, не удержавшись.
– Вообще-то анекдоты, – сказал я, – прекрасный
индикатор не только настроений, но и тенденций развития общества, даже тех или
иных технологий. Анекдоты о сексуальных свободах появились еще в эпоху строгой
морали, уже тогда ощутили, в каком направлении двигается общество! Так и сейчас
плодится все больше анекдотов… подобных услышанному. Наступает великое
противостояние цивилизаций, к чему мы оказались не готовы. Слишком долго шло
противостояние идеологий, все следили за великой битвой гигантов: СССР и США, а
тем временем выросли и набрались экономической и технической мощи страны, что
оставались на периферии зрения…
Слушают внимательно, но я видел по лицам, что начинают
недоумевать. Все-таки мы – националисты, что значит: была бы жива Россия,
а все остальные – на фиг! На предыдущих пленумах говорили о России и
только о России, да еще иногда о жидомасонах, что захватили власть и не дают
русским ходу. Власов старался эти разговоры пресекать, как уводящие в сторону,
а Лукошин, напротив, поощрял, оправдывая тем, что такие напоминания поднимают
ярость масс, а это очень важно для сплоченности. Вот чеченцы чувствуют себя
обиженными, потому и дерутся так яростно, если же русских так же истоптать
жидами, то и русские, мол, воспрянут, начнут запрягать, на что Власов резонно
отвечал, что у русских отличительными чертами были покорность да еще
богомольность, смирение и все такое, а казаки, что далеки от смирения, почти
что уже и не русские…
– Вы смотрите и слушаете новости, – сказал я. –
Многие из вас благодаря Интернету оперативно получают рассылки прямо с сайтов
отечественных и зарубежных изданий. Не буду напоминать, что Америку взяли в
клещи. Она увязла в противоборстве с исламским миром, а этим воспользовались в
первую очередь Япония – давний противник Америки, и, конечно же, Китай. К
тому же, как ни странно, немалую поддержку противникам Америки оказывают Индия и
Пакистан! Казалось бы, надо друг другу палки в колеса ставить, а они еще и в
антиамериканизме соревнуются! Словом, ситуация в мире резко обострилась, что не
может не задеть нас…
Цуриков выкрикнул с места:
– Борис Борисович, мы еще не правящая партия, а вы не
президент!
Я развел руками.
– Все верно. Мы не можем влиять на события так, как хотелось
бы. А президент, увы, больше занят проблемами своего имиджа. Он
заканчивает править первый срок, очень хочет получить возможность рулить еще
четыре года. Кроме своей предвыборной кампании, он ничего не видит! Потому я и
потребовал созыва бюро, чтобы предложить новую концепцию продвижения наших
идей. Все мы понимаем, что только мы, националисты, выражаем интересы народа,
страны, государства! Все остальные партии – рвачи, мечтающие добраться до
власти и хапать, хапать, хапать, а потом сбежать на Запад. Мы потому и
националисты, что нам не безразлично, кто живет в России, как живут русские,
куда идет наша страна.
Они смотрели очень серьезно, я вглядывался в их лица, червячок
сомнения, что шевельнулся было, стыдливо спрятался под камешек. Да, хоть
Цуриков, хоть Уховертов, хоть Троеградский – разве не заняли бы с их умом
и талантами высшие должности в других партиях, где не столь трудные программы?
Уж точно стали бы там лидерами, более того – привели бы те партии к
власти. Правда, либо пришлось бы вести обещанную политику, что значит: Бога
нет, воруй и предавай направо и налево, либо, придя к власти, попытаться
изменить курс, но такое не под силу даже президенту страны. В смысле,
изменить курс, ибо президент приходит не сам, а вместе со своим штабом, своей
партией, что страхует его, защищает, поддерживает, укрывает от нападок и сама
наносит упреждающие удары. Президент, попытавшийся пойти против воли партии,
обречен. Потому эти умные и талантливые люди, а главное – честные и
радеющие, как в наше рыночное время ни странно, не за свой карман, а за страну,
здесь, в партии националистов.
– И вот сейчас, – продолжал я с натиском, –
как партия, для которой важно не нахапать, а принести пользу России, а вместе с
нею и всему миру, давайте подумаем: что для России сейчас особенно важно? Да,
что важно? Прочертим хотя бы пунктиром ее путь в будущее, а уж потом выработаем
программу, с которой выйдем на выборы.
Я оставил на стене большую карту России, обогнул
трибуну и оказался лицом к лицу с сидящими в зале. Как ни странно, ощутил себя
легче, трибуна обязывает, а так я могу говорить и спорить раскованно, здесь все
мои соратники, мои друзья, мои единомышленники.
Уховертов из первого ряда посмотрел на меня настороженно.
– Что-то уж очень торжественно, – сказал он. –
Что-то случилось?
Я мотнул головой.
– С нами – нет. Но с миром – да. Мы все еще
мыслим по старинке. Для нас «вторжение» – это все еще наступление большими
массами войск. Но в Китае вообще не проводится мобилизации! Все идет как
обычно. Но в России уже девять миллионов китайцев, и каждый год их количество
возрастает на… не помню точно, но у меня волосы встали дыбом, когда увидел
первый раз. Поймите, количество русских из-за вымирания уменьшается каждый год
на несколько миллионов человек, а количество китайцев на столько же
увеличивается!.. Что вам еще надо? Зачем Китаю вторгаться с танками и
многомиллионной армией, когда Россия и так постепенно переходит под китайский
контроль?
Он поморщился.
– Какие вы сильные слова выбираете…
– А вы знаете, – ответил я ему и одновременно
залу, где с напряжением ждали ответа, все-таки Уховертов спрашивал как бы от
имени всех, – а вы знаете, что уже четыре процента нашей экономики под
контролем китайцев?
Он фыркнул.
– Борис Борисович, не смешите мои тапочки. Что такое четыре
процента?
– В этом году будет пять или шесть. А в следующем
– семь. Если не все девять. Чем китайцев в нашей стране больше, тем более
быстрыми темпами усиливают влияние. У них прекрасно поставлена разведка,
исключительно эффективно работают «триады», и, что удивительно, «триады» в этом
случае сотрудничают с китайской разведкой, а та делится с ними своей
информацией…
– Не поверю! Китайцы жестоко расправляются с бандитами.
