Кроуфорд снова закрыл глаза и погрузился в размышления, то и дело впадая в короткую, не приносящую облегчения дрему.
* * *
Поужинав и кое-как пристроившись на угловатых камнях, постепенно все заснули тяжелым сном. Небо заволакивалось большими тучами и делалось еще темней. Не чувствовалось ни малейшего ветерка. Ночная тишина нарушалась лишь заунывным криком какой-то незнакомой птицы.
К этому времени порывы ветра усилились. Сухие ветви громадных сосен с глухим стуком ударялись друг о друга. Порой было слышно, как они, отломившись, падали на размокшую землю. Не одно гигантское дерево, высохшее, но все еще стоявшее, повалилось в эту бурную ночь. Среди треска деревьев и рева водопада раздавались завывания ветра. Густые тучи, гонимые к востоку, неслись так низко над землей, что казались клубами пара. Беспросветный мрак делал еще страшнее эту и без того отчаянную ночь.
Однако в оглушительном шуме порой на короткое время наступало затишье. Ветер приостанавливался, словно для того, чтобы перевести дух. Одна лишь горная река бурлила среди острых обломков скал и черной завесы старых деревьев мапу.
В такие минуты тишина казалась особенно глубокой. Тогда Потрошитель, который всегда в минуты опасности предпочитал нести собачью вахту сам, внимательно вслушивался в ночь. Вдруг, как собака принюхавшись к ветру, Потрошитель вскочил и, не будя никого из своих спутников, точно дикарь в гилее, исчез среди трав и кустарника.
Вересковая пустошь раскинулась вокруг Роджера на много миль вокруг. Иногда розово-зеленое море обнажало огромные серые валуны, такие же, как тот, на котором он сейчас сидел. Ветер гулял по холмам, пригибая длинные пряди вереска. Роджеру то и дело приходилось хвататься за шляпу, и он, раздувая ноздри, полной грудью пил воздух, напоенный горьковатой свежестью и сладким медом.
С тех пор как последний пикт исчез с этих холмов, никто больше не варил из вереска пьянящих напитков, и розовые метелки спокойно отцветали, насыщая бескрайние пустоши ароматами старой Англии…
— Что, Дик, жаль тебе покидать родные холмы? — отчим подошел незаметно и положил руку ему на плечо…
Кроуфорд вздрогнул и открыл глаза, едва не заорав от ужаса. Но в следующую секунду он сообразил, что это не дьявол пришел за ним, а всего лишь вернулся негр, посланный им к Лукреции.
— Я ходил, масса. Я все сказаль. Она дал это.
Негр протянул ему какой-то мятый сверток, и, хотя пальцы Кроуфорда еще не коснулись его, он уже знал, что это такое.
— Спасибо, друг, — Кроуфорд благодарно пожал запястье марона и улыбнулся ему.
Тот сверкнул зубами и выскочил из пещеры, туда, где под открытым небом спал его товарищ.
Кроуфорд поднес бесполезную карту к лицу и с жадностью вдохнул пропитавший ее аромат нероли.
— Вот и все, — прошептал он и закрыл глаза.
Отчего-то в его ушах зазвучала далекая музыка. Та-ти-та-там-та, там, там, там… Это была павана, медленная, давно вышедшая из моды, павана, которую они с Лукрецией танцевали всего один раз в жизни, под Рождество. Сияли свечи, пах натертый воском пол, зеленые венки из омелы украшали стены, а на столах, заваленных жареными поросятами и пудингами, источали аромат красные яблоки да пахли солнцем и пряностями пузатые кружки с подогретым итальянским вином…
— Вставай, Дик, проснись, — Потрошитель тряс его за плечо. — Вставай, дела плохи. Вчера ночью подошли французы, значит, они будут здесь, как только рассветет. Я видел угли их костров там, внизу, на тропе. Боюсь, они прижмут нас к реке.
В карстовой пещере, где они заночевали, было темно, как в матросском сундуке. Где-то в глубине бежала по камням вода, в спертом воздухе пахло сыростью и давно не мытыми человеческими телами.
— Капитан, порох отсырел. Если нас здесь зажмут, мы не сможем долго обороняться. Надо уходить, капитан.
Кроуфорд резко сел и потер руками лицо.
— Говоришь, у нас нет выхода?
— Надо уходить сейчас, капитан.
— Я сейчас вроде как балласт, Джек. Мне далеко не уйти, — Кроуфорд усилем воли попытался не трястись. — Дай мне мою флягу, Джек. Коки больше нет.
— Возьми, Дик.
Кроуфорд еле отвинтил крышку и, лязгнув зубами по металлическому горлышку, вылил в себя два последних глотка.
— Значит, они совсем близко. Одно утешает: здесь их ждет не меньшее разочарование, чем нас. Утраченные иллюзии, да и только! — Кроуфорд попытался рассмеяться, но приступ кашля согнул его пополам.
— Если нас зажмут — только рукопашная, и да поможет нам Бог! Думаю, ляжем мы все здесь, хоть и противно моряку гнить на суше. Обидно так глупо сесть на мель, сэр. Будто серая погибель наползла на нас в собачью вахту и сманила на рифы.
— Отчего ты вспомнил про призрака, Джек?
— Однажды я видел ее. Серую погибель. Мы шли на «Мести», как раз вскоре после того, как вы пустили по волнам эту бабенку, что теперь встретила нас на Эспаньоле. Да, Дик, я сразу узнал ее, как и ты. Так вот, видел я эту бабенку тогда. Она села на кнехт, когда я стоял на вахте, перед самым рассветом. Села и улыбается. Прозрачная, что твоя кисея. А глаза светятся, как у болотной гнилушки, — зеленью. Села, погрозила мне пальцем и давай смеяться. Громко так. Ну, я занес руку-то для крестного знамения, а у самого мороз по коже. Как бы не обделаться, думаю, как щенок. И только дотронулся я двумя пальцами до лба, а она как сиганет через борт, и все. Только волна вдруг скакнула через планшир и разлилась по палубе. Склянки тогда пробили для меня, как на Пасху. Я с того раза три дня рому в рот не брал: думал, утащит меня за борт, и хана.
— И к чему ты это вспомнил, Джек? Я знаю тебя, ты просто так не болтаешь.
Потрошитель схватил капитана за локоть и нагнулся к нему:
— Не было здесь никогда сокровищ, Дик. Здесь прокаженные жили сто лет назад — сам видел надпись. Кто-то очень хотел, чтобы мы навечно бросили здесь якорь. Он и послал серую погибель. И карту эту проклятую.
— Да, Джек. Я вот думаю, может, так и выглядит наказание за грехи? Пещера, обманная карта, ленивая смерть… Все мерещится, а наяву — погибель в чужих краях.
— Тьфу на вас, капитан. Это лихорадка вам мозги мутит. Наврала карта, и хрен с ней. Надо пробиваться к морю. Там воля. Золотишка у нас и так хватает — схрон-то никуда не денется.
— Нет, Джек. Всем нам не уйти. Они наверняка решат, что сокровища есть где-то еще, а я просто вожу их за нос. Они ринутся в погоню, тогда еще день-полтора, и мы все останемся в этих горах. Так что вы идите, а я встречу их здесь. Им ведь нужен я, а вы уходите. Прикури-ка мне трубку, Джек. Есть из чего?
— Да есть немного. Только вот трут кончился. А одежда сырехонька. Нам бы бумаги клочок — вспыхнуло б как по маслу. Не по правилам это, Дик, сдавать своего капитана.
— Есть у меня бумага, Джек. Подай-ка сюда кремень. Капитан сдается сам и уходит к рыбам со своим кораблем.
