– Тебя как зовут?
– Ганкой…
– С кем живешь?
– Я у родичей, – совсем смутилась та, – сирота.
– А отец, мать где? – Хореню всегда было очень жалко детей-сирот, хорошо знал по себе, каково это, был ничьим, с десяти лет по людям.
Девочка окончательно смутилась. Краска, залившая ее щеки, сделала личико совсем русским, Хорень понял, что она славянка.
– Отец давно помер, а мать недавно степняки убили…
– Ты не отсюда родом?
– Я здесь родилась, а мать у меня из Чернигова. Была…
Она так походила на дочь, которой у Хореня никогда не было! Почему-то он представлял себе дочку именно такой – юной, нежной и очень красивой. Вдруг его озарила мысль – забрать девочку для своего сына невестой! Но как везти ее к Симеону? И Хорень жарко запросил:
– Ты дождись, когда мы возвращаться станем, дождись, ладно?
Та удивленно кивнула, по-детски пухлые губы прошептали:
– Дождусь…
Пока они не отъехали совсем далеко, Ганка все смотрела вслед. Хорень тоже то и дело оборачивался. Девочка запала ему в душу, и русич знал, что обязательно выполнит свое обещание – вернется и заберет Ганку в Киев.
Глава 41
Князь Олег недаром провел столько вечеров за разговорами о Византии и Константинополе, не зря его посыльные старательно запоминали каждый выступ, каждый изгиб береговой линии у бухты Золотой Рог, не однажды прошли на конях берегом вдоль моря и с караванами от Мессемврии до Константинополя. Будь византийцы менее самоуверенны, они обратили бы внимание на слишком пристальное изучение города русскими купцами и их помощниками, но заносчивые греки не считали славян способными так хитрить. Дорого поплатились. К весне князь Олег знал про Царьград, казалось, все, что ему было нужно. Когда он уже стал собирать Великую скуфь, из Царьграда пришли известия о том, что в Византии неспокойно, снова на нее наседают арабы, и войско вынуждено выступить против. С арабами сговорился мятежный Андроник Дука, что во главе провинциальной знати. Олег довольно крякнул – самое время выступать против, у Византии тяжба с арабами, разлад с Болгарией и неспокойно дома. Если добавятся русские, со всеми сразу не справиться…
И князь заторопил скуфь.
Хорень уже неделю сидел в Плиске. Город ему не понравился, он был много меньше и беднее Царьграда, правда, не выдавал себя за что-то большее. Это лучше, чем прикрывать отваливающейся штукатуркой облезлые стены, делая вид, что те из мрамора. Люди оказались приветливей. Даже суровый болгарин, встретивший их на границе, все-таки поверив русичам, стал набиваться в друзья. Но Хореню не очень хотелось дружить с Симфорианом. Услышав впервые его имя, русич поразился:
– Это по-каковски?
Тот чуть обиделся:
– Это по-гречески, значит «содействующий».
Хорень мысленно фыркнул: чему это он содействует? А вслух зачем-то поинтересовался:
– А по-человечески тебя как зовут?
И тут же стал себя мысленно корить. Вот сколько учил его Раголд не выказывать своего удивления или недовольства от чужих имен или обычаев! Никакого толку! Зачем, спрашивается, было обижать болгарина?! Мало ли кому не понравится его собственное имя? Снова не удержался.
Процедив сквозь зубы: «Это мое имя, полученное при крещении…», Симфориан удалился, обиженно поджав губы, и больше к Хореню не подходил.
Болгары те же славяне, говорят понятным языком, разве что некоторые слова перевирают. Раголд сказал бы, что неизвестно кто перевирает, может, русичи. Обычаи схожи, а вот богов славянских променяли на ромейского. Как могли Перуна да Волоса на распятого бога сменить?! Рассказы о расправах над ослушавшимися передавались шепотом, видно, боялись болгары чего-то, очень боялись. Отец нынешнего царя Симеона, князь Борис, собственного старшего сына не пожалел, когда тот против его воли пошел, ослепили князя Владимира и в темницу бросили. После того и остальные притихли. Нынешний царь с детства в новой вере, он много лет учился в Царьграде ромейскому уму-разуму. Хорошо, видно, научили, царь Симеон умен, телом крепок и хитер, ох, хитер! Хорень еще в Царьграде про него слышал, что Симеона полугреком зовут. Но болгарин как править стал, так покоя своим учителям и не дает. Стонут от него ромеи. Совсем недавно снова под стенами Царьграда стоял с войском. Да и зовет он себя царем всех болгар и греков, точно у царьградцев своих императоров мало!
Хореню Симеон определенно нравился, он так же крепок, как Олег, лжи и изворотливости не терпит, смотреть велит прямо в глаза. Непривычным тяжело, но тем, кто с Олегом знаком, только так и подходит. Болгарский царь долго изучал княжий знак, поданный Хоренем, бережно держа его на ладони, потом довольно хмыкнул и так же уважительно вернул. За это русич даже простил болгарину его христианскую веру. Того, кто уважает чужое, стоит уважать в ответ.
– Чего хочет князь Олег? – Симеон усмехнулся в усы. – Не знак же мне показать ты приехал?
Хорень кивнул:
– Да, царь, только говорить велено с глазу на глаз.
В ответ на эти слова богатырского сложения воин, стоявший рядом с Симеоном, взялся за рукоять меча. Царь жестом остановил его, внимательно посмотрел на Хореня и кивнул:
– Пойдем, поговорим. Только меч отдай пока Леониду, чтоб ему спокойней было.
Конечно, Хореню совсем не хотелось оставаться безоружным, да и свой меч никому отдавать непозволительно… Но иначе его с царем наедине не оставили бы, и наука Раголда взяла верх над учебой Рунара, Хорень протянул меч вместе с ножнами рослому защитнику Симеона. Тот принял оружие так же уважительно, как прежде царь княжий знак. Это Хореню уже понравилось, понял, что не лишился он оружия, а просто отдал на хранение.
– Говори, зачем князь киевский прислал?! – Голос Симеона резок и довольно груб, как у варяга, проведшего полжизни на руме драккара, а не как у царьградского вельможи. Все верно, царь уже не первый год сам дружины в походы водит. Хореню такие нравились, правитель должен быть воином.
– Князь помощи просит…
– Помощи? – удивленно вскинул брови царь. – Чем я могу помочь киевскому князю? Против угров выступить? Так у него с уграми договор…
Глаза Симеона хитро блестели, все верно понял про угров. Но Хорень отрицательно помотал головой, ничего не отвечая. Раголд учил, что если не хочешь выглядеть просителем, намекни и дай собеседнику нужное самому тебе предложить. Не слыша ответа, царь продолжил:
– Степняки замучили?
И снова Хорень молча помотал головой.
Симеон сощурил глаза, даже встал, прошелся и снова остановился перед тоже поднявшимся на ноги Хоренем. Немного постоял, глядя ему прямо в глаза, и снова спросил:
– Чего хочет?
Хорень понял, что играть в кошки-мышки уже достаточно, царя можно и разозлить. Чуть отвел глаза и попросил:
