– Да. Я видела папу и говорила с ним.
– Он внимательно выслушал твои слова?
– Более чем внимательно. Но он мне не поверил.
Старик покачал головой. Наверное, он решил дать возможность Амансульте придти в себя, потому что снова указал на лежащего Ганелона:
– Этот человек от природы награжден большой смелостью. Он пришел к нам один. Матезиус все проверил.
– Этот человек всегда приходит один, в этом его особенность, – подтвердила Амансульта и, ценя отношение старика к себе, снова заговорила о папе: – Я сказала, Сиф, великому понтифику о книгах Торквата. Я сказала ему о том, какие великие знания хранятся в старинных книгах. Я попыталась объяснить, как много мы можем знать. Знаешь, что он ответил мне?
– Не знаю, но догадываюсь.
– Он сказал: зачем знать много такой восхитительной девице?
– И это все?
– Это все.
– Ты ответила?
– Нет. Я не ответила.
– Это неправильно, – покачал головой старик. – Ты обязана, как все, отвечать великому понтифику на любой его вопрос. Если великого понтифика заинтересовало, зачем знать много такой восхитительной девице, ты должна была ответить и на это.
Амансульта тоже покачала головой:
– Когда я увидела апостолика римского, я сразу сказала ему, что не скрою от него ничего из того, что сама знаю. Однако я отказалась присягнуть в том, что отвечу на любой его вопрос. Как я могу присягнуть, сказала я апостолику, если не знаю, о чем вы будете спрашивать. Может, вы будете спрашивать о таких вещах, о которых я не посмею или не захочу говорить.
– Твои слова звучат дерзко.
– Это так. Зато они правдивы.
Ганелон медленно перевел дух. Он чувствовал, в подвале посвежело. Наверное, старик и его помощник проветрили подвал. Но встать или повернуться Ганелон не мог. Просто лежал на полу и прислушивался к словам Амансульты.
Амансульта виделась с папой! Она разговаривала с великим понтификом!
– Я заявила нунцию, что в Латеранский дворец меня привело важное дело. Это правда. Я заявила нунцию, что кардинал Данетти передал великому понтифику мое послание. Нунций ответил: кардинал Данетти сейчас отсутствует, хорошо, если он появится через два-три дня. Нунций вел себя как рассерженный нотарий, он смотрел на меня так, будто я украла в храме реликвии. Он твердо заявил, что никогда папа не примет меня, что апостолик вообще не принимает девиц, особенно тех, имена которых замешаны во многих подозрительных слухах. Я сразу поняла, что нунций, видимо, наслышан о моем золоте и богатстве и хочет получить дорогой подарок. Он вел себя очень неблагожелательно, Сиф, все его поведение говорило о том, что он страстно желает получить от меня дорогой подарок. Но я не хотела связывать себя с ним даже подарком. Говорят, что это он убил несчастного аббата Трелли. Говорят, что сначала он якобы дал аббату яд, а потом ударил деревянным молотком. Так говорят. Но, может, это неправда. Не знаю. Все-таки он отправляет обязанности нунция.
Голос Амансульты, и без того ледяной, преисполнился презрения:
– Но он обращался со мной как с самой обыкновенной простолюдинкой, Сиф. Для начала он приказал поместить меня в тесную келью без окон, в Латеранском дворце много укромных мест. В келье не было ничего, кроме лампадки под распятием, но и лампадка чуть-чуть теплилась. Я села в углу на каменный пол, мне стало зябко и холодно. Потом я встала и ходила по келье, два шага в одну сторону и два шага в другую. Никто не имеет права так обращаться с представительницей столь древнего рода, как мой. Я думаю, Сиф, сознание нунция было затемнено слухами о богатом золоте, добытом из тайников Торквата. Конечно, нунций так и не понял, что рыба, уловленная в пруду, ничего не значит перед умением ловить рыбу. Помнишь, Сиф, как я испугалась, когда впервые дошла до истины?
Ганелон напрягся.
Амансульта испугалась?
Чего она могла испугаться? До какой истины она дошла?
Как истина может испугать честного и уверенного в себе человека?
Вот старик Сиф обманул Ганелона. Это так. Это случилось. Старик Сиф выслушивал требования и угрозы, а сам подбрасывал в кипящий горшок сухую траву, пары которой вызывают странные видения и упадок здоровья. Старик Сиф не хотел, чтобы я ушел из подвала со старинной книгой в руках.
Ганелон вспомнил двуликого человека, изображенного на одной из многих страниц книги. Как его называли? Ну да, большой герметический Андрогин, попирающий материю, чреватую четырьмя элементами космоустроения. Ганелон хорошо запомнил это определение и сейчас усмехнулся про себя: разве не отвергает подобное знание простых человеческих радостей? И подумал: я все-таки нашел одну из тайных книг Торквата, я держал ее в руках. Теперь Амансульта и старик Сиф, прозванный Истязателем, конечно, убьют меня. Странно, но это успокоило Ганелона, и он вновь обратился в слух.
– Я считала, что апостолик строг, что он всегда облачен в парчу, шитую золотыми крестиками, что всегда на его голове тиара. Я считала, что он всегда безмерно строг, ведь судила о нем только по его известным поступкам и буллам. Помнишь, как однажды в Риме появилось много сицилийцев и северян с выколотыми глазами и отрезанными ушами? Этих людей приказал согнать в Рим папа, чтобы все римляне убедились, что германцы, не желающие признавать себя вассалами папы, жестоки и бесчеловечны. Пригнав несчастных сицилийцев и северян, он всех убедил в жестокости германцев, но я не уверена, Сиф, я смущена, я боюсь, что отнюдь не все и даже не многие из этих слепцов с отрезанными ушами стали слепцами по вине германцев. Но сам папа прост. Он задумчив, он внимателен и прост. Он носит простое облачение, прислушивается к разумным голосам и называет себя ничтожнейшим из ничтожных.
– Он из семьи благородного графа ди Сеньи, – задумчиво добавила Амансульта. – Его родовое имя граф Лотарио ди Сеньи. Приняв высокий сан, великий понтифик принял другое имя. Теперь его зовут – Иннокентий. Иначе – Невинный. Но сам великий понтифик не выглядит невинным, Сиф. У него горбатый нос, выпуклые щеки с легким румянцем и кудрявая борода. Он молод, Сиф. Это меня пугает.
– Пугает? – удивился старик.
– Да.
– Но почему?
– Да потому, что он думает о мире. Сразу обо всем мире. Это обычное свойство молодости. Он думает обо всем мире. Он думает о нем как о своем. Он говорит со мной, а сам в это время думает о мире, я это сразу почувствовала. Он как бы внушает тебе надежду, но делать он будет только то, что найдет нужным. Он показался мне всевидящим, Сиф.
– Он мог бы тебе помочь…
– Раньше я тоже так думала, теперь не знаю, – покачала головой Амансульта. – Он осторожен. Он трезв. У него светлые, блестящие, как стекло, и очень внимательные глаза. Говорят, в Болонье и в Париже он превосходил в познаниях всех своих сверстников. Он смутил меня, Сиф.
– Как ты с ним встретилась?
