– Вы попадаете сюда через порталы? – не удержался Карат от важного уточняющего вопроса.
– Я давно расстался с прошлым, так что не надо никаких «вы», не причисляй меня к ним. И да, понятия не имею, как это на самом деле работает, я не ученый.
– Ну и что с этого? Тебя с завязанными глазами сюда затащили? Вообще ничего не видел и не слышал?
– Нет, я попал в Улей на грузовом лифте, своими ногами в него зашел, глаза мои были открыты. Не совсем, конечно, лифт, но выглядел именно так. Обшитая асбестом кабина, клетка Фарадея, я и несколько таких же ребят в этой клетке. Пол под ногами дрожал, немного подташнивало, шатало, никто ничего не понимал, но расспрашивать друг друга мы не могли, строжайше запрещено, за этим делом тот еще цербер присматривал. Вот его не мутило и не трясло, будто не человек, а столб каменный. Ощущения в чем-то сродни с теми, когда первые опыты ходьбы по черноте устраиваешь. Видимо, он привык, старожил, а мы новички, все, как бывает у иммунных. Потом лифт остановился, мы надели противогазы, обмазав их края специальной мазью, заткнули уши, переоделись в воняющую дезинфицирующим составом одежду, а затем прошли в шлюз с тремя выходами. Один был затянут плотной пластиковой пленкой, за ней располагался источник яркого освещения. Не солнце пробивалось, и на электричество не похоже, свет какой-то ненормальный. Я так и не понял, что это было. Доводилось получать информацию о базах внешников, мне кажется, у них везде разные порядки, такое впечатление, что у каждой группировки своя технология транспортировки или, по крайней мере, свои особенности ее применения.
– Ты был солдатом?
– И да, и нет. Я военный кинооператор.
– Даже не знал, что такие бывают.
– Еще как бывают. Ну, или были. Кто, по-твоему, так красиво снимал ядерные взрывы на полигонах? Это были такие ребята, как я.
– Так ты здесь фильмы снимал?
– Всего один, да и тот до зрителей не добрался. Конечно, на показ для широких масс рассчитывать не приходилось, но как-то неправильно получилось, вся работа насмарку. Я до последнего не представлял, что именно предстоит снимать, в итоге в большой спешке подготовку завершал. Ко всему прочему, испортил отношения с неприятным субчиком из Лэнгли
[4], он всех достал своими бессмысленными и тупыми замечаниями. Мало я там, до лифта, подписок о неразглашении давал, еще и он со своими придирками прицепился. Фильм, кстати, обещал получиться хорошим. Момент удачный, и я старался. Не знаю подробности, но, очевидно, наши генералы, ногой не ступавшие на землю нового мира, решили, как это у них принято, прописать тварям такую клизму, что после нее ноги их никогда не будет в окрестностях базы. Как ты понимаешь, дронов и прочих удобных для разведки штуковин тогда не было, атомную бомбу сбросить не догадались, да и как это можно было сделать, если с носителями ничего не получалось, а по земле к нужной точке подвезти крайне сложно. Зато у нас были танки – почти два десятка «Паттонов», в две шеренги, внушительно и красиво стояли, стволами друг к дружке, будто рыцари, скрестившие мечи. Я шел под ними, как проходили короли через ряды своего рыцарского войска. Это была не прогулка, я направлялся к своему танку, там, на его башне, было мое место, с нее я должен был снимать эпичное побоище, не представляя, кого именно мы собираемся уничтожать.
– Это как?
– А вот так – говорю же тебе, секретность до кретинизма доходила. Несколько подписок дать пришлось, в том числе такую, от которой впору было на Луну взвыть.
– Заинтриговал…
– Да там ничего интригующего, все логично. Так и так, даю согласие застрелить меня на месте, в том случае, если мой противогаз будет поврежден или снят. А потом нас почти сутки везли в закрытой машине, кормили сэндвичами, а вместо унитаза было ведро. Мы, наивные, предполагали, что конечная остановка – полигон в Неваде, а оказалось… Даже не знаю, куда нас в итоге привезли, где располагался этот чертов лифт. Само собой, что там, на нашей стороне, снимать ничего не позволили. Да и тут камерой размахивать не разрешалось. Я должен был снять бой, и ничего, кроме него.
– Бой? Как вы вообще такую кучу танков притащили, если там все так плохо? Сам говорил, что никто не возвращался или возвращались поседевшими, откуда столько техники взялось?
– Насколько я понимаю, подгадывали моменты с перезагрузкой, когда твари разбегались. Именно в эти периоды потихоньку перетаскивали технику и боеприпасы. Для обеспечения такого графика хватало единичных наблюдателей. Предполагаю, процесс подготовки операции занял не один месяц. Возможно, годы – один или два. Когда дошло до дела, не все танки сумели стронуться с места, несколько так и остались стоять, никто даже не попытался ничего с ними сделать, потому что планировавшие операцию олухи не догадались позаботиться о команде хороших ремонтников с запчастями. Стаб был почти окружен мертвыми кластерами, командование намеревалось перекрыть единственный проход к базе, после чего как следует закрепиться на зачищенной территории. Это я сейчас, задним умом понимаю, а в то утро рот разинул, когда с высоты танковой башни увидел, что куда ни посмотришь, все черным-черно, будто выжжено до последней пяди земли. Командир машины, глядя на это, что-то бурчал из-под противогаза, но я не понимал ни слова. Не представляю, как даже без резины на лице они переговариваются, грохот стоял несусветный, ларингофоны помогали плохо. Я кивал ему в ответ, а сам, поворачиваясь в неудобном люке, смотрел по сторонам, на черноту, пытаясь понять, куда именно меня занесло. Непохоже на Неваду, мы явно где-то севернее оказались. Тогда откуда взялась выжженная земля? Здесь явно взорвали не одну бомбу, сам понимаешь какую, но никогда не слышал, чтобы где-нибудь в Миннесоте устраивали ядерные полигоны. Не могли же меня вывезти на машине куда-нибудь за океан? А потом я глянул вперед, в сторону единственного разрыва в окружающем нашу колонну мраке, и все мысли о черноте остались в прошлом. Полагаю, ты понимаешь, почему.
– Зараженные.
– Я тогда не знал, как называются эти несчастные, и скажу тебе, что даже сейчас называть подобных тварей зараженными язык не поворачивается. На востоке тогда было похлеще, чем сейчас здесь, опасных чудищ столько, что они не только мелочью питались, они вовсю друг за дружкой гонялись, у них прям какой-то спорт, где каждый рвался занять первое место на пирамиде из костей соперников. Нам, должно быть, не повезло, та самая перезагрузка привлекла внимание опасной стаи, скорее даже орды, мертвяки как раз спешили к свежему кластеру, пробегая мимо перешейка, тянущегося через черноту. И вдруг твари увидели, что к ним, ревя двигателями, направляется куча человеческого мяса. Реакция была предсказуемой. Их реакция. А вот я повел себя нестандартно, то есть не впал в ступор от такого зрелища, уверенно взялся за камеру, хотя перед этим мне раз десять повторили, что без команды делать это не имею права. К черту команда, какие могут быть приказы, мир сузился до размеров видоискателя, я снимал это безумие со скоростью двадцать четыре кадра в секунду, я ушел в свою работу, я нырнул в нее, как в прорубь, с головой под лед, ведь иначе или паника, или сумасшествие, ведь то, что я видел, совершенно не походило на Неваду или Миннесоту. Это было… я даже не мог подобрать какие-то аналогии, это даже не походило на картинки про жизнь динозавров, это что-то совершенно чужое. Ну ты меня понимаешь, сам ведь недавно здесь, должен помнить свою первую реакцию.
