– Не похож… – как эхо, повторила за ним Ленская и заставила себя приглядеться к располосованному трупу.
Лицо у него было синее и опухшее, так что о сходстве с кем-то говорить было трудно. Имелись, правда, усы и остроконечная бородка, но это – признаки ненадежные, их отрастить или, наоборот, сбрить нетрудно.
С лица покойника Александра Павловна перевела взгляд на его руки. На них уже выступили трупные пятна, но кроме них были еще какие-то пятнышки нехарактерного цвета…
– А это что? – спросила Ленская, показав на небольшое пятно ярко-зеленого цвета.
– А, ты тоже заметила! – оживился Дудкин. – На руках у этого жмурика имеются пятна масляной краски.
– Маляр, что ли?
– Не совсем! Я отправил образцы в химическую лабораторию, результатов еще нет, но я и так тебе скажу – это краски, которыми пользуются исключительно художники. Вот эта, например, – парижская зелень, эта – берлинская лазурь, эта красная – краплак, эта – киноварь, а эта – желтый крон…
– Художник, говоришь? – задумчиво протянула Ленская. – Ну да, и бородка такая… правда похож на художника. Надо будет посмотреть, что у нас есть по художникам…
– И вот еще посмотри… – Дудкин достал из ящика под столом простенькое колечко из светлого металла в пластиковом пакете. – Было у него на безымянном пальце левой руки. Так вросло, что я еле сумел его снять.
– Ну-ка… – Ленская осторожно вытряхнула кольцо из пакетика, поднесла его к свету.
– Какой-то дешевый сплав, – пояснил Вася. – Отправлю на экспертизу, может быть, по этому сплаву можно что-нибудь установить.
– Но там внутри что-то написано… – протянула Александра Павловна и прочитала:
– Алевтина… 15.10.92… видимо, это обручальное кольцо, а Алевтина – имя его жены. А цифры – это дата бракосочетания…
– Но кольцо было на левой руке, значит, они с этой Алевтиной в разводе.
– Но это уже кое-что! – оживилась Ленская. – У нас есть имя жены и дата свадьбы, с этим уже можно обращаться в ЗАГС! У них вся статистика переведена на компьютер, значит, можно найти по таким данным имя и фамилию жениха…
Дмитрий Алексеевич Старыгин был очень собой недоволен. Уже больше недели он топчется на месте. Работа над картиной не клеится, это ясно. Потому что голова и все время заняты поисками. Чего? Он и сам не понимает. Лидия ищет самое себя, свою утраченную память, частицу своей личности, а он взялся ей помогать. И в результате ничего у них не получилось, все следы оборваны.
Да полно, было ли что искать? Может быть, порекомендовать Лидии хорошего психиатра да и забыть обо всем? Заняться собственными делами, кот, опять же, недоволен, потому что хозяин стал уделять ему гораздо меньше времени…
Но тут же Дмитрий Алексеевич представил, что никогда больше не услышит в трубке ее низкий воркующий голос, ее горловой смех. Не увидит ее улыбку, и на душе стало тоскливо. Она не звонит второй день, а он уже совсем скис.
Телефон смилостивился над ним и затрезвонил на всю квартиру.
Старыгин поднес трубку к уху и выдохнул:
– Лидия?!
Почему-то он был уверен, что это звонит она.
Но звонила вовсе не Лидия. В трубке раздался громкий всхлип, и гнусавый от слез голос проговорил:
– Лидия? Кто такая Лидия?
– Неважно… ты, что ли, Алевтина? – Старыгин узнал старую знакомую. – Ты никак плачешь? Что случилось?
– Случилось… – Алевтина снова всхлипнула. – Я не могу говорить об этом по телефону… Дима, ты не можешь со мной встретиться? Мне нужно хоть с кем-то поговорить… с кем-то разделить свое горе… мне так тяжело, так тяжело…
Старыгин оглядел свою комнату.
У него было не прибрано, одежда валялась на стульях и кресле, плед на диване был скомкан и покрыт клочьями рыжей шерсти. Одна занавеска некрасиво провисла, потому что кот весь прошлый вечер драл об нее когти. И в довершение ко всему возле двери свисал солидный клок обоев. Кот держался нагло – дескать, хозяин сам виноват, закрыл дверь, уходя на работу, а коту срочно понадобилось выйти.
Сейчас Василий смотрел с явным неодобрением, давая понять хозяину, что он недоволен предстоящим визитом.
Представив, что сюда придет Алевтина, Дмитрий Алексеевич невольно поморщился: она умеет заполнять собой любое пространство, и им с котом здесь просто не останется места…
– Давай встретимся в кофейне «Карабас» на Большом проспекте, – предложил он. – Там очень уютно, малолюдно и можно поговорить без помех…
– Мне бы не поговорить, мне бы поплакать… – отозвалась Алевтина, но тем не менее согласилась.
Кафе «Карабас» на Большом проспекте Петроградской стороны – идеальное место для встречи друзей или влюбленных, идеальное место для тихого задушевного разговора или для обсуждения договора. Не слишком крупного, конечно. В этом кафе всего шесть столиков, разделенных высокими стенками из матового стекла, на котором изображены Буратино, Мальвина, пудель Артемон и остальные персонажи сказки «Золотой ключик». Включая, разумеется, хозяина кукольного театра чернобородого Карабаса-Барабаса.
Кроме того, в этом кафе готовят очень хороший кофе и пекут такие чудесные булочки с маком, что даже горячие сторонники здорового образа жизни не могут отказать себе в таком удовольствии, а, попробовав булочку, заказывают вторую.
Войдя в это кафе, Старыгин занял свободный столик и заказал себе большую чашку капучино.
Не успела официантка принести ему кофе, как дверь распахнулась и в кафе вошла Алевтина.
По своему обычаю она нарядилась в какой-то балахон, на этот раз он был в черную и белую клетку, как шашечная доска. Присмотревшись к своей старинной приятельнице, Старыгин понял, что слово «нарядилась» было в данном случае не совсем уместно. Алевтина явно пребывала в растрепанных чувствах.
Лицо ее было красно от слез, нос распух, и по щекам бежали черные дорожки туши.
Старыгин помахал ей рукой и поднялся навстречу.
– Кофе будешь?
– Нет… – Алевтина страдальчески перекосилась. – Какой кофе? До того ли мне!
– Да что же, наконец, стряслось? – спросил Старыгин, протягивая ей салфетку.
Алевтина достала зеркальце, взглянула в него, ужаснулась и занялась своим лицом. Кое-как приведя себя в порядок, то есть еще больше размазав тушь и трубно высморкавшись, она огляделась по сторонам и увидела на столе чашку.
– Это капучино, да? – осведомилась она совсем другим тоном. – Ну я, пожалуй, выпью глоточек…
Она пригубила чашку, с шумом выпила половину и только после этого произнесла трагическим тоном:
– Чем я так прогневила Бога? Чем? За что мне все это? Казалось бы, я никому не делаю зла, даже наоборот… я хорошая, добрая женщина, стараюсь помогать знакомым…
