– Я отблагодарю тебя, алхимик! Я знаю, золото тебе не нужно, но я отблагодарю тебя так, как может отблагодарить только женщина! Ты даже не представляешь, какое блаженство ждет тебя, если ты дашь мне эликсир!
– Вы сошли с ума, госпожа! – прошептал Фридрих, пятясь. – Что, если нас кто-нибудь увидит? Что, если кто-нибудь услышит ваши слова и передаст их его светлости? Сейчас господин герцог благодарен мне, но эта благодарность недолговечна, а гнев его страшен!
– Мой гнев тоже может быть страшен! – прошипела Луиза, шумно дыша. – Я пока еще имею власть над герцогом, поэтому лучше не ссорься со мной, алхимик! Если ты рассердишь меня, я найду способ настроить его светлость таким образом, что он отдаст тебя в руки нового палача! Имей это в виду! Лучше иметь меня среди друзей, чем среди врагов!
– Я – ваш верный слуга! – Фридрих низко поклонился. – Я постараюсь сделать все, что в моих силах!
– Вот именно – все, что в твоих силах! – повторила австриячка, сверкнула глазами и вернулась к пирующим.
А алхимик еще несколько минут стоял, пытаясь успокоиться.
Слова австриячки его испугали. Она и вправду способна настроить герцога против него. Конечно, он нужен его светлости. Точнее, не он сам, а его золото, волшебное золото уробороса. Но если герцог разозлится, он снова может заточить Фридриха в своем замке и заставить делать золото днем и ночью, ничего не получая взамен.
Впрочем, еще больше, чем слова герцогской любовницы, алхимика беспокоило другое.
Сбылась мечта всей его жизни, вековая мечта всех алхимиков. Он получил золото. Но его томили смутные подозрения.
Недаром торговец Мохаммед говорил ему – все, что исходит от Сатаны, исполнено лжи и обмана… не обман ли и его сегодняшний успех?
И еще Мохаммед сказал, что, заплатив за уроборос своей душой, он никогда не сможет расторгнуть сделку. Сатана – жестокий ростовщик, и залогов он не возвращает…
Александра Павловна Ленская сидела за столом в собственном кабинете и разглядывала плоский пластмассовый брелок, который отдала ей бывшая подружка убитого Кеши Переверзева.
На золотисто-бежевом фоне черным курсивом была выведена подпись: Ф. Шаляпин.
Наверняка это был брелок от ключа, который открывал комнату в гостинице или шкафчик в клубе.
Шаляпин…
Ленская не помнила гостиницы с таким названием, но это ни о чем не говорило. Во всяком случае, найти это заведение среди отелей и клубов нашего города должно быть легко.
Она включила поисковую систему компьютера и набрала название предположительного отеля.
Однако результат поиска ее разочаровал: в Петербурге не нашлось отеля «Шаляпин». На всякий случай Ленская повторила запрос в другом поисковике, но и там результат был отрицательным.
В чем же дело?
Или отель, который она ищет, находится не в нашем городе, или… или это вовсе не отель.
Говорят, что трудно найти черную кошку в темной комнате, особенно если ее там нет. Однако еще труднее найти ее, если она к тому же и не кошка…
Тогда она попыталась найти клуб «Шаляпин».
Здесь ей повезло больше: первый же запрос оказался удачным.
Клуб «Шаляпин» нашелся. Он располагался в центре, на набережной Мойки, неподалеку от Исаакиевской площади.
– Разрешите войти? – спросил Старыгин, деликатно постучавшись.
Ему что-то крикнули из кабинета Веры Антоновны, он вошел и остановился на пороге. За письменным столом никого не было.
Не было никого и возле стеллажа с папками.
– Есть здесь кто-нибудь? – растерялся Дмитрий Алексеевич.
Он подумал, что голос из кабинета ему послышался и неудобно входить в комнату без хозяйки.
– Я здесь! – раздался голос из-за задернутой портьеры.
Старыгин в два шага пересек кабинет и потянул на себя пыльную ткань. На широком, давно не крашенном подоконнике топталась худенькая девочка с короткой мальчишеской стрижкой.
Кабинет был крошечный, но потолки очень высокие, окна тоже большие, красивой формы, чтобы достать до карниза, приходилось пользоваться специальной палкой с крючком. Кольца застряли на старом карнизе, занавеску никак не удавалось отдернуть. Наконец крючок зацепил непослушное кольцо, и занавеска пошла легче.
В кабинет хлынул дневной свет, Старыгин подал руку девчонке и с изумлением узнал в ней Веру Антоновну. То есть сейчас ее никак нельзя было назвать по отчеству.
Вчера мастер в салоне сказала Вере, что волосы ее в плачевном состоянии, что неудивительно, потому что волосы особенно сильно реагируют на стресс. Вера только усмехнулась – да уж, стрессов в ее жизни за последнее время было предостаточно. Мастер посоветовала сделать самую короткую стрижку – только так можно будет спасти волосы, а на длинные Вериных жизненных сил не хватит.
Вера согласилась, и вечером долго и с изумлением рассматривала себя в зеркале. Она никогда не носила раньше короткую стрижку. Теперь из ворота свитера торчала тонкая шея, и глаза казались гораздо больше.
– Вот, решила немного света в кабинет впустить! – заговорила Вера, чтобы Старыгин очнулся от столбняка, вызванного изумлением.
При дневном свете кабинет оказался не таким уж маленьким, хотя и был заполнен бумагами и папками с рисунками.
– Хорошо, что вы зашли, Дмитрий Алексеевич, – продолжала Вера, – у меня кое-что для вас есть!
Она пододвинула Старыгину стул и коротко изложила свой разговор с Яниной.
– Картина точно принадлежала этому старику, Якову Романовичу, он жил один, никто к нему не ходил, то есть мало кто… И умер он при странных обстоятельствах, кажется, его убили, только я подробностей не знаю…
– Точно, она тоже говорила, что в том кресле сидел старик… – пробормотал Старыгин в задумчивости.
– Она? Кто она? – спросила Вера.
И по тому, как смутился Старыгин, она тотчас догадалась, что она – это та самая женщина, которую Вера видела с ним вчера возле мастерской. Перед Вериным мысленным взором тут же встало ее лицо – то, что видела Вера мельком, но запомнила хорошо, – жесткие черты, узкие, плотно сжатые губы, а в глазах – две молнии. И где же она видела нечто похожее?..
Вера потерла лоб и поморщилась.
– Я вас задерживаю? – встрепенулся Старыгин.
– Н-нет… но… – Вера хотела было спросить про ту женщину, но не решилась. Она сообщила еще про художника Михаила Волкова и указала, где его можно найти. Старыгин необычайно оживился и рассыпался в благодарностях. На прощание Вера взяла с него слово, что он непременно расскажет ей, чем увенчались его поиски, и покажет потом отреставрированную картину.
Старыгин и Лидия подошли к толпе уличных художников на Невском проспекте. Едва они замедлили шаги, художники оживились, и раздалось несколько голосов:
