– Это нереально!
– Завтра Годунову скажешь, думаю, не поверит.
– Значит, домой пешком пойдём.
Ох, дурень! Сам назвался алхимиком, кто после этого ему поверит? Всерьёз думать Годунов и его окружение будут, что скрывает, темнит. И первое, что сделают, попытаются выбить сокровенные знания силой. А философский камень попробуют найти в избе Антипа, для чего людей пошлют. Перероют всё, не исключено – тайник обнаружат с монетами и эликсиром. Жидкость в склянке выбросят или сосуд разобьют, не золото же! И останется Антип с супружницей у разбитого корыта, как в сказке Пушкина.
Утром Антип поднялся рано, ещё до рассвета. По комнате ходил, видно, нервничал.
– Выходи оправиться и завтракать, – приказали стражники.
Когда сели завтракать, у Антипа аппетит пропал. Поковырялся ложкой в миске с кашей, в сторону отодвинул. А Никита съел всё. На повозке их снова доставили во владение Годунова. Никита подумал ещё, что Борис имеет палаты в Кремле, а это владение больше для тайных дел.
Их провели на задний двор, где располагались хозяйственные постройки – кухня, амбары, каретный сарай, конюшня. Посередине стоял горн, кучкой лежала порода. В горне уже полыхал огонь. Немного поодаль стояли люди, двое – в простых кафтанах.
А ещё стояло деревянное кресло, пока пустое. Не спеша, вальяжно из дома вышел Годунов, махнул рукой.
– Можете приступать.
Антип всё делал сам, Никита только меха у горна качал, поддерживая огонь. Двое в простых кафтанах подошли ближе, внимательно наблюдая за каждым действием Антипа. Никита про себя удивлялся. Кто такие? Тоже алхимики? Позже выяснилось, рудные мастера, с Нечаевского рудника. Рудник был один из немногих, где добывали серебро. Однако пласты скудные были, выход серебра низкий.
За несколько часов, что длилась плавка, к Годунову подходили вельможи, подсовывали бумаги. Некоторые он подписывал, другие возвращал, почти не читая. Несколько раз слуги из дома подносили Борису стеклянные кубки с напитками. То ли вино, то ли морс розового цвета. Борису действо Антипа явно наскучило, позёвывал, барабанил пальцами по подлокотникам. Наконец Антип вытащил щипцами из чаши два кусочка. Поменьше – золото, побольше – серебро. Годунов оживился, приказал что-то слугам. Из дома вынесли стол, установили аптекарские весы. Такими же пользовались ювелиры. Простое изделие – коромысло на стойке, две чаши, гирьки. Рудных дел мастера взвесили золото, потом серебро. Борис не выдержал, вскочил, к столу подошёл. Один из мастеров покачал головой.
– Порода тощая была, а выход серебра вдвое. И золото, которое мы вообще не получаем.
– Можете у себя такожды делать?
– Ничего хитрого, осилим! Нам бы только киновари.
– Будет!
Борис повернулся к Антипу, улыбнулся приветливо. Но обнимать не стал, не по чину, да и одежда на Антипе в пыли, гарью пахнет, химикатами.
– Порадовал ты меня… э… Антип! Не зря тебя в Москву доставили!
Антип сам в улыбке расплылся. Как же, самому Годунову угодил. А Борис повернулся к слугам, приказал.
– Несите.
Каждый из двух слуг принёс, кряхтя от натуги, по свинцовому пушечному ядру. Плюхнули на землю, лица красные от усилий.
– А теперь, Антип-мастер, яви нам небывалое. Обрати свинец в золото.
– Да как же, батюшка! Не могу, не создал философского камня. Время не пришло, далее трудиться надобно!
Помрачнело чело Борисово.
– Зачем же ты алхимиком назвался? Голову мне морочил, время оторвал?
Струхнул Антип. Никита тоже напрягся. Ничего не обходится так дорого, как глупость. Борис шаг вперёд сделал, вперился своими глазами в глаза Антипа.
– Или ты скрываешь? Показать не желаешь?
– Что ты, что ты, боярин! И в мыслях не было, вот как перед Богом!
Антип перекрестился. Но Борис не поверил.
– В темницу обоих! Антипа и этого подмастерье! Пытать обоих, пока не скажут. В первую очередь – этого!
И ткнул пальцем в Антипа. Стража подскочила, вывела алхимика и Никиту со двора, уже не церемонясь, подталкивая. На телегу усадив, повезли. Да не в сторону постоялого двора, а к Кремлю, стены которого показались. И прямиком в Разбойный приказ, хоть Антип и подмастерье не разбойники вовсе. Стражники что-то сказали главному тюремщику, тот кивнул. По лестнице обоих в подвал свели, бросили в камеру. Потолки низкие, сводчатые, окон нет, а вместо одной из стен – решётка. Из коридора надсмотрщики в любой момент видят, чем арестованные занимаются. На полу полусгнившая солома, запах сильный, неприятный. В одном углу параша, в другом бадья с водой и кружка. Никита сразу понял – из камеры сбежать возможности нет. Подкоп не сделаешь, стены каменные, метра полтора толщиной, окна и вовсе нет. Освещение только от факелов на стенах в коридоре. И сыро, с потолка капли срываются. А ещё страшно стало. Замучают ведь до смерти.
Антип вообще в уныние впал. Сидел в углу на сене, раскачивался в стороны.
– Боже, за что мне такие испытания?
Никите жалко его было. А с другой стороны – кто его за язык тянул? На вопрос Годунова ответил бы – рудознатец. Показал бы выплавку драгметаллов, государству тоже польза. И отпустили бы восвояси. До вечера их никто не трогал, но и еды не принесли. Никита себя мысленно похвалил за то, что позавтракал, не брал примера с Антипа. Сколько времени ушло, не понятно. Окна нет, узнать время суток невозможно. В голову дурные мысли лезли, да сон сморил. Потом в коридоре загремели ключами надсмотрщики. Открыли дверь из железных прутьев, схватили Антипа под локти, поволокли, хотя он и не упирался. Позже по коридору прошествовал писец, в одной руке очинённые гусиные перья, в другой – чернильница. После него подьячий и заплечных дел мастер в чёрном колпаке на голове с прорезями для глаз. Пыточная была недалеко от камеры, и когда говорили громко, Никита отчётливо слышал. Подьячий вопросы задавал. Сначала простые – имя и фамилия, где проживает, чем занимается. Потом пошли вопросы о философском камне, о золоте. Сколько добыл, где хранит, что с ним делал? Антип отрицал всё – камня не имел, золото и серебро получал плавкой из руды. Вскоре послышались удары, Антип стонать начал, вскрикивать. А потом и вовсе кричать. Никита уши руками прикрыл. Не было сил слушать, как пытают Антипа. В принципе – неплохой мужик. Не без недостатков – скуповат, похвалиться любит. Но за это же не пытают. Не заслужил он такого обращения, и не от разбойников – от государства. Не было за ним вины, Никита точно знал. У самого на душе тоскливо. Как представил, что после Антипа за него примутся, мурашки по коже побежали. Надо было бежать, когда имелась возможность это сделать. А теперь сложно из-за решётки выбраться. Но и ждать, пока палач искалечит, не в его характере.
Вопли истязаемого Антипа стихли. Надсмотрщики принесли Антипа в камеру, швырнули на пол. Лицо окровавлено, на спине рубаха разорвана, кожа вспухла багровыми рубцами от ударов палкой. Хорошо ещё, не кнут. Если из бычьей кожи, да вымоченный в солёной воде, да в умелых руках, кожу рассекает вместе с мышцами, а то и рёбра поломать может. Никита оторвал кусок исподней рубахи, смочил водой, обтёр лицо и спину Антипу. Тот в себя пришёл, прошептал.
