Бриттани оглядела комнату в поисках молодого мужа. Непонятно было, который час, сколько она проспала, где вообще летит самолет. Кайро объявил, что их медовый месяц продлится тридцать – шестьдесят дней, но не сказал ничего о месте. Бриттани и не спрашивала, потому что это не имело значения. Мальдивы, Нью-Йорк, да хоть на Луне!
Нелегко привыкнуть к мысли, что она вышла замуж за одного из самых известных людей мира. Она до сих пор не понимала, почему Кайро выбрал именно ее. Все это кажется сном. Предыдущие браки выглядели очень реальными. Даже слишком. Свою самую первую брачную ночь Бриттани провела взаперти в ванной комнате мотеля, куда Даррелл ее привез до того, как напился до потери сознания. Какой наивной она тогда была, считая, будто пьяный муж – худшее, что может произойти. Тот быстро переубедил в этом. Отношения с Карлосом были чисто деловыми, вся их жизнь – от выбора квартиры до походов по ночным барам – проходила перед камерами. Даже с Жан-Пьером она главным образом старалась создать шумиху вокруг своего имени. В этом отношении новое замужество тоже вряд ли можно назвать реальностью. Бриттани не ощущала себя королевой, даже несостоявшейся. Но Кайро знал ее самый потаенный секрет, и это их связало.
Она обнаружила бутылку минеральной воды и осушила ее почти наполовину, но это почти не помогло, губы по-прежнему казались пересохшими. Вспомнились слова Кайро: «Ты запомнишь этот момент навсегда». Он прав. Всю церемонию она нервничала и дрожала, вспоминая его необуз данную страсть, и едва могла держаться спокойно.
Сейчас бы подумать, например, о том, что они не использовали презерватив. Но Бриттани не могла заставить себя тревожиться на этот счет. Ее волновало лишь то, где находится муж, почему он не рядом с ней. Он мог бы продолжать ее обучение тому, что знал и умел сам. Она готова учиться, и наплевать, насколько откроет ему душу. Надо подумать об этом позже, когда Кайро исчезнет из ее жизни и можно будет предаться размышлениям в одиночестве. Нет, об этом тоже не хотелось думать. Когда-нибудь, разумеется, этот момент наступит. Возможно, скоро. А пока можно открыть в себе чувственность, о существовании которой она и не подозревала до встречи с ним.
Раздалось приглушенное жужжание. Звонил телефон. Мать. Бриттани приняла вызов. И тут же пожалела об этом. Звонки от матери всегда были оскорбительными, хотя пора бы привыкнуть.
– Ну-ну, – раздался в трубке хриплый прокуренный голос Ванды Мэй Холлис. – Как мило со стороны вашего величества снять трубку. Я названивала тебе несколько недель кряду!
– Привет, мама, я немного занята.
В голосе Бриттани прослеживались нотки прежнего акцента – протяжные гласные, от которых она с таким трудом избавлялась. Внезапно вспомнилось, как еще ребенком она скрывалась в углу трейлера от очередной пьяной драки между взрослыми.
– Не рассказывай последние новости. Сегодня только об этом и говорят, куда бы я ни пошла. Надеюсь, ты счастлива.
Зачем только она ответила на звонок? Мазохистка! Ответ напрашивался сам собой: на задворках сознания таилась слабая надежда, что когда-нибудь мама порадуется за нее.
Но ничего подобного. Надежда вообще всегда обманчива. Бриттани спустила ноги с кровати на мягкий ворс ковра, наверное чтобы вернуть ощущение реальности происходящего, напомнить себе, что она больше ничего общего не имеет с Вандой Мэй Холлис и, что бы мать ни говорила, это ее не трогает. Очевидно, стоило бы положить трубку. Но Бриттани не могла.
– Спасибо. Мне приятно, что ты звонишь с добрыми пожеланиями.
Ванда фыркнула:
– Я сегодня и шагу не могла ступить, чтобы кто-нибудь мне не начинал рассказывать о твоих проделках. Ты хоть знаешь, что вообще о тебе говорят? Тебе интересно?
– Полагаю, меня не восхваляют, и я для них не Кейт Миддлтон. Но это лишь догадка.
– Вышла замуж за короля, но и тут просчиталась.
– Ну конечно, я же это все специально. Ты угадала.
– А ты считаешь себя умницей, не так ли?
Ванда продолжала нести всякую чушь, впрочем, как всегда. Слушая поток оскорблений и ругательств, Бриттани поняла, что это ее в какой-то степени успокаивает, сжала руку в кулак, ощущая, как кольца впиваются в кожу, однако боль показалась ей спасительной, напоминала о том, кем она была и кем стала.
Ничто не могло заставить Ванду обращаться с дочерью нормально, она без конца стыдила ее, сколько бы денег ни получала. Их всегда не хватало. Ничто и никто не могли заставить ее полюбить девочку, ни бабушка, ни другие дети, которых, по большей части, вырастила именно Бриттани, пока Ванда шлялась по барам. Бриттани единственная, с кем не произошло ничего плохого, она не забеременела, не угодила за решетку. Просто уехала из дома.
Тем временем мать что-то продолжала кричать в трубку, и вдруг Бриттани поняла, зачем ответила на звонок. В глубине души она хотела удостовериться, что осталась прежней, как бы сильно ни изменилась благодаря Кайро.
– Только ты могла выйти замуж за человека еще более порочного, чем сама. Как мне теперь смотреть людям в глаза, Бриттани?
– Никогда не знала, мама, ответ на твой вопрос. А почему бы тебе не воспользоваться глазами?
– Я рада, что ты не растеряла остроумия. Видимо, считаешь, что все это – одна большая шутка, как и все в твоей жизни. Все знают, что Кайро больной извращенец. Наверное, потому ты его и выбрала, обожаешь дегенератов, всякую грязь.
Бриттани не заметила, как соскочила с кровати, и ее сердце забилось болезненно и резко.
– Осторожно, мама. Еще одно слово против него – и твой банк перестанет давать кредиты. На что будешь покупать сигареты и пиво?
– Угрожаешь собственной матери?
– Не нуждаюсь в твоих соображениях относительно моего брака.
– Это все его влияние. В его компании ты превратилась в неблагодарное, эгоистичное создание. Выставляешь себя на посмешище перед всем миром.
– Последнее предупреждение, мама. Я не шучу. Мой муж не нуждается в твоих комментариях.
Мать замолчала, но это почему-то не стало поводом для ликования. Бриттани растерялась. Желудок сжался в комок, сердце лихорадочно колотилось. Когда последний раз она отстаивала свое мнение перед матерью? Было ли такое вообще? Но нельзя позволять оскорблять Кайро, нельзя. И лучше не думать о том, почему подобные решения приходят в голову.
– Ты что же, думаешь, я ничего не понимаю? Сбежала из дома, не оглянувшись, и поверь, невозможно не догадаться о твоем отношении к людям, что живут здесь. Ты считаешь их безмозглыми провинциальными чудаками, отбросами общества.
– Ничего подобного. Думаю, живи я по соседству, ты бы все равно нашла повод критиковать меня. – Бриттани ненавидела себя за чувст во вины, всегда возникавшее в разговоре с матерью.
– Но я кое-что смыслю в историях о богатых мужчинах и бедных девочках. Ничего нового для меня.
– Мама, сколько тебе повторять, я уже не бедная. Будь это так, тебе бы не приходили чеки.
