– Как вы тут летаете? Или секрет? Двадцать пять лет подписки и высшая мера?
– Нет, не секрет. Смертельный номер. В Зоне есть пара нейтральных клиньев. Очень глубоких, очень узких. Оба – прямо сюда. С севера один и второй аж из Казахстана. О других… не знаю. Найти их невозможно без моей чуйки. Вертолётик маленький, вёрткий. Научился понемногу. Но номер смертельный, лучше уж пешком. Я редко прилетаю.
– А на машине?
– Можно. Но долго. Речки, овраги. Безопасный нейтральный слой по грунту очень тонкий, колеёй прорезать до гитики можно спокойно. Ух и рожа у тебя, Шарапов, сейчас!
– Что-что? Нейтральный слой по грунту?! Как это?
– Вот именно, – сказал капитан Житкур пренебрежительно, непохоже на себя. – Именно по грунту и именно нейтральный слой. Копнул нейтрал на штык лопаты – и провалился в «могилу» под тобой, или «прокрусту» выпустил. Она, знаешь, как лава из-под грунта выдавливается, и такой лепёшкой поверх растекается.
– Кто? – обалдело спросил Фенимор.
– Повышенная гравитация. Или пониженная, если под тобой «минусовка».
– Вадик, а ты чай-то пей.
– Да не могу я его пить.
– А почему? – огорчился доктор.
– Я давно уже земного ни есть, ни пить не могу. Жру какую-то дикость.
Тут капитан и доктор переглянулись стремительно и одновременно открыли рты. Капитан жестом переадресовал право доктору.
– Укроп завариваешь? Кашицу потом доедаешь? И большие порции соды? И молоко с солью?
Фенимора передёрнуло.
– Только укроп. Молоко с солью?! Да ну вас, Игорь Львович!
– Притом, кипячёное молоко с солью, – сказал Вяткин. – Ну хорошо, а температура у тебя нормальная сейчас сколько? Тридцать девять, плюс-минус?
– Тридцать восемь с половиной. А что?
– Ну что, горец у нас? – спросил негромко Житкур. Вяткин мыл ладони воздухом и лицо у него было хищное, толстая нижняя губа страждуще шевелилась, очки, пострашней, чем у Туранчокса, зверино блестели.
– Но-но-но, доктор! – сказал Фенимор, отстранясь и поставив между собой и доктором чашку.
– Обследовать надо солдата, шеф, – сказал Вяткин. – Прямо тут. Пациент, спокойней, спокойней. Всё будет хорошо.
– Голубчик, – добавил Фенимор в тон. – Шеф!
– Доктор, я, вроде, объявил срочную эвакуацию, – заметил капитан Житкур и позвенел ложечкой. – Для того и прилетел, между прочим.
– Я думаю, можно отложить, – авторитетно сказал доктор. – Ну, включится ваша Матушка обратно, ну что она нам тут сделает? А тут такой случай, и база-то какая у меня тут теперь! Свой личный томограф!
– Единственный в Волгоградской области, между прочим. Но вы, Игорь Львович, расслабьтесь. Эвакуация. Приказ. Ну, такие понятия. Важные. Опасно.
Доктор Вяткин рассердился. Сердясь, он набирал воздуху, сколько мог, и молчал, сколько воздуху хватало.
– Gentlemen,– сказал вдруг старик. – It feels as if a thunderstorm is coming.
– Вот чутьё! – сказал капитан. – Потрясающе. It’s right, Wobenaka, sir, we will go soon.
– “Go”? – переспросил старик. – You promised we would fly, mister “Just captain”.
– And I won’t break my promise, Wobenaka, sir. We will keep talking for another half an hour, then will turn off all the lights here, and will take off.32
– Half an hour is acceptable, – согласился старик и принялся измерять в своём стакане уровень жидкости, рассматривая его на свет.
– Эвакуация? – спросил Фенимор.
– Я предполагаю, и все косвенные признаки подтверждают это, что Зона закончила один этап своего развития и перезагружается для начала следующего. Ты видел компьютер, рядовой?
– Ну конечно.
– Им нужно перезагружаться, чтобы установленная программа встала на место как бы. Это сейчас, судя по всему, и происходит. И что тут будет после перезагружания, я не представляю. Мне кажется, что начнётся другая планета как минимум. Поэтому ты очень кстати. В очередной раз. Дал нам время и поболтать, и от кое-каких проблем избавишь.
Тут доктор выдохнул и запил остатки негодования чаем.
– Припахиваете?
– И ещё как. Впрочем, я компенсирую. Теперь будем на связи.
– Тем, что будем на связи компенсируете?
– По-моему, нормально, – сказал капитан.
– Ладно, что делать?
– Вертолёт маленький, поднимает четыреста кэгэ. Я хотел делать два рейса, а с тобой уложимся в один. Я заберу нашего помощника шерифа, доктора Вяткина и нужный нам груз, сколько влезет безопасно. А ты заберёшь остальной груз и одного пассажира. Ему так и так в Беженск. Поможешь ему легализоваться.
– Кто это?
– Как – кто? – спросил Фенимора доктор Вяткин с огромным удивлением. – А кого отсюда можно забрать, кроме меня да его? – Он кивнул на старика.
Фенимор похолодел.
– Да вы… Да я… Да пошли вы! Я сюда вообще за «пудингом» ехал!
– А зачем тебе «пудинг»-то, Свержин? – спросил капитан Житкур с интересом.
– Но вас нет, – сказал Фенимор, сбившись. – Пять лет. (Мелькнул образ майора Алёшичева. «Пять лет, блядь!») Доктор пропал, а до этого…
– Я принёс тебе свои извинения, – перебил доктор. Фенимор отмахнулся.
– Что я должен был делать, шеф? Что может быть ценней, чем «пудинг»? Это же хоть что-то! Вас – нет, – повторил он. – Я почти шесть лет тут. Я каждый день тут. А вас нет. Я-то думал, мы будем вместе, шеф.
Житкур покусал губу, вздохнул и вдруг резким потянул за цепочку на шее. Фенимор помнил, что на этой цепочке у него всегда висел крестик и опознавательные жетончики. Из-под нагрудника комбинезона появились жетончики, но место крестика занял футлярчик, размером с губную помаду.
– Знаешь, что тут, рядовой? – спросил капитан, демонстрируя футляр.
Фенимор мгновенно высохшим горлом сказал:
– Да.
– Они всегда были со мной, и всегда будут. И я всегда был тут, и всегда буду. Если не погибну. И ты всегда был тут, и всегда будь, и не погибни. Дорога будет очень дальней. Пять лет! А пятьдесят – не хочешь? – Он спрятал футлярчик в кулак. – Но тебе, судя по стойке нашего доктора, как у вас там говорят, у преступного браконьерского сообщества? повезло приехало? Так что отставить сопли, рядовой. Не порти впечатления, пока оно хорошее. – Он вернул брелоки на пазуху. – Возьмёшь ефрейтора и груз, рядовой. Груз складируй пока у себя, в этом вашем баре. У тебя же есть свой склад, куда никто не полезет, кроме тебя?
– Так точно, – выговорил Фенимор. – А ефрейтора?
– Он Хвостом сейчас называется, – встрял доктор Вяткин. – На ефрейтора обижается, чудак.
