Мантяй скинул лямку вещмешка, зажал рукавицу в зубах, коряво чёрными своими побитыми пальцами растянул тесьму, хотя ему-то в приступе вселенской мужественности показалось, что одним движением развязал. Блеснула обёртка с английскими буквами. Сухой сок, порошок, а в воду сыплешь – лимонад. «Зуко»! Зыковское, надо сказать, «Зуко». Перчатку обратно, пакет зубом подцепить, и эх! – Мантяй высыпал содержимое в рот и несколько шагов сделал с закрытыми глазами. Чёрный плащ летящий на крыльях ночи, так стало хорошо. Слюны аж брызнула в рот, щёки раздуло. Пустой пакетик Мантяй повелительным жестом выронил под ноги. Да долго ещё идти-то? Не пора ли менять меня? Оборзели, сволочи. Мантяй остановился, развернулся, расставил ноги, и даже вдруг жест некий рука сама собой совершила. Дедушка устал. Машина остановилась мгновенно, и как-то окончательно и бесповоротно остановилась, рывком.
Через целую минуту капитан очень медленно высунулся в своё окошко.
– Что случилось? – нервно спросил он. Помолчал. – Впереди есть что-то? – Ещё пауза. – Мантяев, почему скомандовал «стоп»?
Мантяй заставил себя проглотить взрывно вкусную кашицу.
– Тащкаптан, да я узнать хотел, когда смена уже, – громко и недовольно сказал он, непроизвольно причмокивая. – Сказали – два километра. Я сделал. Гайку – кидал. Тащ капитан, не пора смену?
Язык капитана обежал губы, он моргнул несколько раз и засунулся обратно, ничего не ответив.
Мантяй переступил с ноги на ногу, подбоченясь на другой бок. А всяких капитанов прикомандированных я просто на х** посылал, подумал он. Так я пацанам и скажу. И Барсунбалиевых, и всяких. А фигли? Идём на боевое дежурство в районе падения, – всё, все равны. Кто опасность заметил, тот и командир. Пофиг, рядовой ты, военный строитель, полковник там, или капитан…
В кабине капитан Алёшичев закуривал, едва сумев попасть сигаретой в рот. Страшно ему было до ужаса, а ведь надо как-то в руках себя держать, чтобы водитель от ещё большего ужаса не впал в истерику, что случалось в разведвыходах через раз у разных старших. Водители знали больше обычных добровольцев, но, всё-таки, не всё. Алёшичев выплюнул табачинку. Пальцы старшего сержанта Атаева белели на руле, а лицом Атаев делал такие движения, как бы ища, куда сплюнуть. Вдруг Алёшичев придумал. «Ну, понял, товарищ старший сержант? – спросил он отечески. – Вот так с ними по-человечески, а они тебе сразу же весь хрен на воротник вываливают…» Тема была понятная и пришлась старшему сержанту по сердцу, аж страх у него пропал. «Э, а я что говорил! Как гуси х***т! – сказал Атаев. – Как они о*****т, товарищ капитан, ц?! Как он, короче, стоит, чмо, как базарит! Короче, сейчас выйду и у**у гуся на ***!». – «Стоп, стоп, Хамид, успокойся, – сказал Алёшичев. – Нельзя. Надо задачу нам выполнить. Если у него глаза в порядке, надо перетерпеть. Даст бог, вернёмся, я тогда и сам ему зубы вышибу, слово офицера. Сейчас нельзя». Тут они одновременно заметили, что военный грёбанный строитель вознамерился, похоже, подойти и задать вопросы. «Твою мать!» – сказал капитан. Они оба рванули ручки, высунулись по бокам кабины и вместе заорали: «Стоять! Стоять!»
Мантяй остановился.
– Хамид, за руль, – приказал Алёшичев. Атаев хлопнул дверцей. Нащупал бетон кончиком прыжкового ботинка, спустился с подножки. Противогаз, надо надеть противогаз. Но он не стал надевать противогаз. Держа руку на кобуре, осторожно пошёл к рыбинскому сосунку. Туман вокруг стоял чудовищный, железной дороги почти видно не было, а это всего метров двадцать пять. И тишина просто чудовищная.
– Чё? – спросил навстречу несчастный военный строитель, возомнивший себя, как надо понимать, майором Вихрем.
– Мантяев, я правильно запомнил? – спросил Алёшичев.
– Ну.
– Не «ну», а «так точно», – сказал Алёшичев строго. – Вы пока ещё в армии, товарищ военный строитель… Вообще ты как, нормально идёшь? Туман не видишь?
– Да какой туман, что вы мне?..
– Тише, тише. В общем, я с тобой как с собратом по оружию говорю сейчас. Ты же знаешь про метеорит, верно? Огромный айсберг из замёрзшего газа. А какой газ, мы пока определить не можем, понял?
Мантяй кивнул.
– Ты куришь?
– У меня нету, – сказал Мантяй. – Сказали нельзя, надо терпеть.
Куда и когда делась сигарета, прикуренная в кабине, Алёшичев не помнил начисто. Он даже под ноги себе глянул. А сигарета была во рту. Да ещё и прилипла к губе. Отлепив её слишком резко, Алёшичев содрал с губы кожицу и выругался.
– Держи, угощаю, одну можно, – сказал он, зажёвывая ранку. Мантяй весь подался к протянутой капитаном разорванной пачке «астры». Капитан подставил ему свой окурок. Мантяй затянулся и начал кашлять.
Капитан вытащил карту.
– Газ этот по полигону слоями распределён, – сказал он доверительно. – Концентрация слабая. Вот ту, где мы сейчас, его почти нет, газоанализатор не определяет его. Но он космический, и на всех людей действует постоянно, пока мы в нём, но на всех по разному. Понимаешь?
Кашляя, давя кашель, и затягиваясь одновременно, Мантяй кивнул.
– Как тебя зовут?
– Кха… Кхе… Кхеша!
– Как Смоктуновского?
Мантяй закивал. Все другие поминали попугая из мультфильма.
– Наша с тобой разведка имеет задачей достигнуть района Старой Двойки, Кеша, – продолжал капитан, плюнул на свой окурок и сунул его в карман, взамен достал карту из-под отстёгнутой пазухи химкостюма. – Вот смотри. Мы сейчас вот тут. Через полкилометра будет поворот направо к первой «Десятке». Но газ на нас действует на всех, кроме тебя. Мы все, кроме тебя, всё сейчас видим как в тумане. Это не опасно, потом сразу пройдёт, но пока вот так. Понял?
– Как куриная слепота? У меня у бабушки есть.
– Да, примерно как куриная слепота, – терпеливо сказал Алёшичев. Прикладом выбью ему все зубы, думал он. Солдаты подержат, а я буду прицеливаться и аккуратно бить, не сильно, просто чтобы зубы ему все сломать. А потом, пока сыр да бор, найду этих уродов, кусков Башкалу и Камнева, куплю у них всю гонку, сколько только у них будет, и один её выжру. – Слепота куриная… Так вот, у тебя её нет. У тебя такой как бы организм. Вернёмся, я, пожалуй, подам рапорт об этом. Что ты феномен. Ну что ты крутой, организм у тебя уникальный.
– Я понял, феномен, – сказал Мантяй, разглядывая карту. Посмотрел влево. – А я вижу. Там цеха такие огромные, и вышка круглая, правильно?
Туман там был, куда он пялится. Сплошной туман. Не обычный, как дым, а похожий на комканную бумагу. Сухо было в глотке у капитана Алёшичева. Как там в этой книжке про дьявола? Что-то сосало сердце. Очень точно. Что-то сосёт мне сердце. Но что делать? Пуля в затылок за штабом за неисполнение приказа – это не шутки. Это реальность. И доказывай остервеневшему от повального дезертирства генералу с пистолетом, что незаконно он тебя шлёпнул. В день до тридцати человек в загазованной зоне гибнут, в список потерь тебя внести – только кнопкой авторучки щёлкнуть.
