– Я вешаюсь.
– В каком смысле?
– В буквальном, – всхлипнул Гобзиков. – Стою на стуле, и веревка на шее. Я повешаюсь! Повешусь!
– С чего это вдруг?
– Не по телефону. Если хочешь меня спасти, приезжай.
Мелодрама, однако. Бразилия сплошняком. Не ожидал от Гобзикова. Вроде приличный человек.
– А может, завтра повесишься? – на всякий случай спросил я. – Ну, после обеда, допустим? У меня как раз будет время...
– Мне некому больше позвонить, – тихо сказал Гобзиков. – Я звоню вам.
– Кому нам?
– Хочу, чтобы и она тоже была.
– Кто она?
– Она.
Ну, понятно. Я потряс головой, пытаясь окончательно разрешить – сплю я или уже не сплю. Я не спал.
– А ее-то зачем?
Но Гобзиков уже отключился.
Я ругнулся неприлично и принялся звонить Ларе. На домашний. Звонил ровно восемь минут, сам даже начал беситься. Потом трубку все-таки подняли.
Лара.
– Лара, тут такая засада... – начал я.
– Да? – Голос у Лары был бодрый, будто она не спала вовсе.
– Там Гобзиков вешается вроде как...
К моему удивлению, Лара хихикнула.
Интересно, она в очках? Может, она и спит в очках тоже? Как это – спать в очках? В третьем классе я пристрастился спать со жвачкой во рту. Такая тупая привычка возникла. Это было смертельно опасно – подавиться во сне ничего не стоит, но я упорно спал со жвачкой. Потом отпустило. Может, у нее так же? Болезненное пристрастие этакое. Ест в очках, спит в очках, душ в очках принимает. Очкомания. Мания окулярис какая-нибудь.
– Гобзиков, говорю, вешается, – повторил я.
– Предлагаешь посмотреть?
Теперь уже я чуть не хихикнул.
– Да нет... То есть да. Надо что-то сделать...
– Что именно? – осведомилась Лара.
– Ну я не знаю...
– А я при чем?
– Как это при чем? – Я даже посмотрел в трубку. – Это же мы вчера... Ты вчера... Он же все-таки из-за тебя вешается вроде как...
– Ты думаешь, он все-таки повесится? – бодренько так поинтересовалась Лара.
Молодец.
– Не знаю...
– Он про записку что-нибудь сказал?
И нарисовалась в моем мозгу жуткая картина. Висит под потолком Гобзиков, а в руке записка. А в записке, само собой: «В моей смерти прошу винить Кокосова Евгения...»
– Так записка есть? – продолжала Лара.
– Не знаю... Может, и есть. Он повеситься, мне кажется, способен. Лучше не проверять.
– Ладно. Я жду тебя на улице.
Через двенадцать минут я был уже на улице Дачной. Лара выскользнула откуда-то.
– Этот дурак вешается, – сказал я. – Наверное, из-за этих бумажек...
– Но так на самом деле было лучше! Я правильно сделала, что сожгла те бумаги, не для него они... Понимаешь, тот мир...
– Какой мир?
– Ну, долго объяснять...
– Знаешь, – сказал я, – я тоже в детстве пытался попасть в мир, где сбываются все желания. Мне кажется, все дети хотят попасть туда, я тоже хотел попасть, это же что-то вроде игры... Ничего ужасного со мной не произошло, просто опалил себе морду, пару недель в больнице полежал. Гобзиков бы тоже себе морду опалил и успокоился...
– Понимаешь, тут все несколько не совсем так... Ты видел эти карты?
Я кивнул.
– В этих картах не все так просто...
– Плюнь, Лар. У него просто срыв. Знаешь же, мы с ним подрались тут, я его при всех поколотил, вот он и напрягается... А стремление куда-то отсюда свалить – это нормально для нашего возраста. В нашем возрасте все придумывают далекие страны. Ты что, не придумывала?
– Я?
– Ну да, ты. Неужели ты не придумывала Далекого Берега?
– Я... – Лара растерялась. – Я думаю...
– А я вот придумывал. Я даже специальный состав изготовил! Берешь состав, рисуешь на стене знак... А тебе этот состав в рожу! Я уже рассказывал, кажется... Вот чем заканчивается этот Далекий Берег! Фантазии до добра не доводят!
– А я о чем? Егор, судя по картам, давно этим занимается. А те, кто очень хотят туда попасть, рано или поздно туда попадают...
– Куда туда-то? Как это называется?
– По-разному... Чаще всего... Страна Мечты.
Я с трудом удержался, чтобы не рассмеяться. Страна Мечты. Гобзиков собирался повеситься из-за Страны Мечты. Детский сад. А вслух сказал:
– Ну что ж, такое случается. Страна Мечты...
– Это очень опасно!
– А, – отмахнулся я, – брось! Предлагаю следующее. Надо во всем с этим дятлом соглашаться. Хочет карты изучать – пожалуйста, хочет брата воскрешать – ради бога! Хочет в Страну Мечты – всегда готовы! Вытащим его из петли, завтра он отоспится и обо всем забудет. Наверное...
– Ну да, – согласилась Лара. – Наверное, ты прав...
– Конечно, прав! Исследования показывают, что я прав в восмидесяти пяти...
– Вообще, чего мы болтаем-то?! – Лара запрыгнула на сиденье. – Надо ехать, а то вдруг на самом деле! Повесится еще... Поехали!
До улицы Красных Партизан мы добрались за четырнадцать минут. Два раза я закладывал такой глубокий вираж, что из-под подножек брызгали искры. Но Лару это снова не впечатлило.
Берлин пребывал во тьме, прямо светомаскировка, весна сорок пятого просто какая-то, мы проскочили через него, чуть не задавили горностая. Дом Гобзикова тоже лежал в светомаскировке, а из сарая расходились оранжевые лучи. Довольно зловеще все это выглядело. Дверь была предусмотрительно открыта, я остановился прямо перед ней. И сразу заглянул внутрь.
Гобзиков стоял на табуретке посреди сарая. На шее толстая веревка, привязанная к потолочной балке.
– Нормально, – сказал я.
Вообще-то я не знал, что делать. Обычно таких придурков спасают психологи. Говорят, чувак, а давай повесимся вместе. Или еще что-нибудь в этом духе. Но мне не хотелось вешаться вместе с Гобзиковым, у меня были несколько другие планы.
Но попробовать его как-то уговорить было надо. Я решил, что лучше войти вместе с Ларой. Может, хоть при ней постесняется, процедура-то малоэстетическая. Я взял Лару за рукав, и мы вошли. И я попробовал.
– Егор, а с чего это ты решил вдруг повеситься? – спросил я.
– Она сожгла все зачем-то... – Гобзиков указал на таз с золой. – Теперь я не смогу...
