– Только...
Гобзиков нахмурился. Но я понял, о чем тот хочет попросить. Чтобы я звонил сам. Ведь все входящие бесплатно.
– Хорошо, – кивнул я. – Позвоню. Ну, ладно, я поехал...
Я побежал к дому № 8а.
Шпанюков на мопеде уже не было, они забрались на березу и наблюдали за приближающимися пожарными. Я растолкал своего японца, свернул в проулок и прибавил газу.
Всю обратную дорогу я почему-то чесался. Перед глазами стояла мутная зеленая пелена, правая щека дергалась, и вообще жизнь дерьмо. Почему она в этих очках все время? Может, глаза болят?
Глава 8 Военно-полевая психология
Снова сидела справа.
Чего-то рисовала в блокнотике.
И мелкая косичка за правым ухом, но не заплетена до конца, спичка вставлена. На самом интересном месте.
Блин, мощная косичка, волнует меня.
– Мы в кольце враждебных государств, – сказал Найм. – Какие самые враждебные?
– Америка? – неуверенно предположил Антон Бич.
Найм хмыкнул.
– Китай? – предположил еще кто-то.
Найм хохотнул.
– Главные враги России – это Польша и Финляндия, – просветил Найм после трагической паузы. – Именно эта парочка. Они затаили глубокую ненависть к нам за то, что веками пребывали в составе нашего государства. За то, что мы их спасали столько лет... Обычная варварская неблагодарность! Вассалы мстят метрополии. Если бы Польша или Финляндия были чуть побольше или если бы у них было ядерное оружие, они давно бы на нас напали! Запомните это твердо и никогда не поворачивайтесь к поляку или финну спиной! Финн воткнет вам в спину финку!
Все мы и так уже давно знали про двух главных врагов России, года два уже, наверное. Но каждый раз изображали дремучесть в этом вопросе, это улучшало настроение Найма и в итоге повышало общую успеваемость.
Найм молчал минуты полторы, собирался с мыслями. Собравшись, выдал:
– Орлов. Вам ничего это не говорит?
– В этом городе что-то взорвалось, кажется... – сказала Зайончковская. – Химический завод вроде бы...
Найм воздел к потолку очи. На потолке удивительно реалистично был нарисован финский флаг. Белое поле, синий крест. По белому тянулись грязные следы тяжелых ботинок, как будто кто-то хорошенько потоптался по потолку, вернее, по флагу. Финнов Найм не любил гораздо больше, чем поляков. На этот счет имелось две версии.
Что невеста Найма когда-то предпочла бравому морпеху дебелого суоми, уехала в Хельсинки и открыла там сыроварню.
Что однажды, в тысяча девятьсот семьдесят каком-то году Найм, еще будучи юношей, был побит членом юношеской сборной Финляндии по хоккею с мячом.
Созерцание поруганного вражеского флага Найма завсегда успокаивало, поглядев чуток, Найм сказал:
– Орлов – это небольшой город режимного типа на Карельском перешейке. Он ничем не примечателен. Кроме того, что там есть небольшой завод по производству гироскопов для ПЗРК! Что такое ПЗРК?
Никто не знал, что такое ПЗРК. Кроме Чепряткова.
– Переносной зенитно-ракетный комплекс! – бодро ответил Чепрятков.
– Вот именно, – сокрушенно сказал Найм. – А весь завод был сожжен! Дотла! Теперь наши новейшие ПЗРК остались без средств наведения. Они не попадут даже в низколетящую цель. Мы не можем сбивать их самолеты и вертолеты...
– И что? – спросила Зайончковская.
– А то, что от Орлова до финской границы восемь километров. Это они. А небо родины теперь оголено, теперь в нем могут болтаться все, кому не лень... Но вам же на это плевать...
Найм снова с грустью поглядел на потолок.
Не помогло.
– Эх вы, – сокрушенно вздохнул он. – Потерянное поколение. Стрелять не умеете, гранату бросать не умеете...
– «Холодная война» давно закончилась, – напомнила Халиулина. – Мы ни с кем не воюем. Зачем нам кидать гранату?
– Татаро-монгол не спрашивают, – злобно огрызнулся Найм. – Вы нас...
С историей у Найма было туго, сразу вспомнить он не мог.
– Триста лет, – неправильно подсказал Чепрятков.
– Триста лет трамбовали! – закончил Найм. – А теперь говорите о миролюбии!
Халиулина симпатично покраснела. Но не обиделась, от удовольствия покраснела. Она гордилась, что татары почти триста лет держали всю Русь, что она сама из-под Казани и что один из ее далеких предков был чуть ли не конюшим у Ивана Грозного. Ну, после того, разумеется, как Иван натянул Астрахань, Казань, Волжскую Булгарию и другие каганаты. При всем этом Халиулина являлась завзятой пацифисткой, даже значок соответствующий носила.
– Халиулина, вот ты татаро-монголка. – Найм скрючился лицом. – Скажи мне, вот что такое пайцза?
Халиулина не растерялась.
– Что такое «пайцза», я не знаю, но зато знаю, что в наших учебных заведениях запрещено разделять людей по национальному признаку. К тому же нельзя произносить непристойные слова.
Найм захихикал.
– Милая моя Халиулина, «пайцза» – это не непристойное, как ты изволила выразиться, слово. «Пайцза» означает всего лишь ярлык на княжение. Надо знать историю своего народа. Да уж...
Найм взглянул на Халиулину с древнеславянской горечью, но и с древнеславянским превосходством.
– Но татары были, конечно, воины... – вздохнул Найм. После чего поведал, почему в 1237 году ханы так быстро разобрались с русскими княжествами. Дело было не в раздробленности, не в малочисленности русского войска и не в предательстве отдельных несознательных князей. Все преимущество, оказывается, заключалось в саблях.
– Пока русский ратник только поднимал свой меч, татарин его своей легонькой саблей два раза успевал по горлу полоснуть. Вот так, вот так!
Найм изобразил, как именно злые и юркие пращуры Веры Халиулиной расправлялись с нашими медлительными предками.
– Если бы не сабли, мы бы вам ого-го... – вздохнул Найм и вернулся из старины глубокой в класс.
Класс слушал.
– Не умеете стрелять, не умеете снять часового. Вы просто неудачники. Да...
Найм постучал ключами по столу.
Становилось скучно.
Чепрятков раскрашивал учебник по ОБЖ, пририсовывал к картинкам разные не полагающиеся им детали. Шнобель разглядывал плакаты с обмундированием солдат армий разных стран. Мамайкина читала журнал, Лазерова слушала музыку. Зайончковская рассматривала пузырек с каплями в нос, намеревалась лечиться.
Она снова смотрела в стену. Мания какая-то, какое-то болезненное стеносмотрение...
– А вот ты, Халиулина, наверняка не знаешь, где у автомата приклад, а где ствол.
