– Не Эмиль?
– В том-то и дело! – А вот сейчас он признается, потому что иногда ужасно хочется признаться в глупости и страхах, ведь они в прошлом. – Ирэна, а ведь я вас ревновал к Савиньяку. Почти два часа. Вы гуляли с ним над озером, а я сочинил какую-то сказку и притащил Ойгена к вам. Они с Валентином говорили о ерунде, вернее, это было ерундой для меня, потому что я думал только о вас и о том, что сейчас вы с другим.
– К Савиньяку ревновать либо бесполезно, либо бессмысленно. – Ирэна покачала головой и, словно в ответ, по тростникам прошелся ветер. – Вам – бессмысленно. У меня с Проэмперадором Севера и Северо-Запада ничего быть не могло. Равно как и у него – со мной.
– Габриэла?
– Нет, что вы, я Габриэлу ненавидела больше, чем Лионель. Понимаете, Жермон, нас – таких, как я, мой брат, Савиньяк, мало. Мы слишком странные и слишком замерзли, чтобы тянуться друг к другу. Нам нужно тепло и возможность оставаться собой.
– Всего лишь?
– Это очень много, Жермон. Как же мне приятно повторять ваше имя еще и вслух… Нам нужно очень много тепла и очень много доверия, тогда мы никуда не уйдем и никого другого не заметим. Мы просто не станем смотреть и ревновать тоже не будем. Никогда.
– Конечно, ведь для меня есть только вы.
– Дело не в этом, – тростники укрывают, отделяют от замка с Юлианой, от дороги, от войны. Тростники шелестят о счастье, которое здесь, сейчас, рядом. – Если вам нужна именно я, вы останетесь со мной, ведь другой такой просто нет. Если вы ошиблись, вы уйдете, потому что со мной трудно…
– Никогда!.. Это твое озеро пока не замерзло?
– Оно не замерзает.
– Отлично, идем к нему.
Дорога была короткой. Или длинной. Или они всегда шли среди шепчущих стен, а все остальное было сном, игрой теней, призраком, вроде исчезающего в закате всадника и башни в степи. Где-то горели маяки, пробивалась сквозь окровавленный снег кошка, земля тянулась к небу, а небо к земле, порождая поющие смерчи. Где-то были ненависть и смерть, а здесь только Ирэна и серебряная, как ее глаза, вода. Озеро ждало дара, но Жермон не носил драгоценностей, только браслет, который не отдашь, разве что…
Странный камешек вобрал в себя закат, рассвет, ночь и две крови. Он обещал встречу среди торосов неведомого Агмарена, он с тихим плеском канул в зимнюю воду, и в ней полыхнуло разорвавшее тучи солнце. Словно подтвердило что-то очень важное.
– Все будет хорошо. – Ариго взял жену за руку, – у нас все будет очень хорошо, но на рассвете я сбегу, не прощаясь с твоими гостьями. Я хочу, чтобы мне в спину смотрела только ты.
– На башне не будет никого, кроме меня, – пообещала Ирэна, – курьер с письмами баронессы выедет позже. У тебя на руке кровь, но мне больше не страшно. Почему?
– Потому что все будет хорошо. Я сказал, а ты слышала.
Глава 7
Талиг. Западная Придда, Дегар Гайифа. Науса
400 год К.С. 6-й день Осенних Молний
1
Лишних людей и лишних вещей в жизни хватает, вот чего не бывает, так это лишних умений. Кэналлийской посадке еще даже не унара Лионеля обучил гостивший в Савиньяке Росио Алвасете, теперь пригодилось. Вне всякого сомнения, одолженная у «фульгатов» рыжая кобыла, спрятанные под косынкой волосы, подтянутые повыше стремена, и готово – кэналлиец из свиты Вальдеса, на которую никто не смотрит, потому что все смотрят на Бешеного. Ну кроме полудюжины Мишеля, но эти все равно в заговоре, чем и счастливы. Алаты сейчас тоже счастливы. Дракой и добычей – как-никак заячьего полковника поймали.
– Не повезло поганцу, – весело доложил адмиралу Лагаши. – Улица узкая, лошадь споткнулась, упала, всадник стукнулся о стену, мы его и взяли.
– Шмякнулся, – хмыкнул явно не додравшийся Вальдес. – Мне очень нравится это слово, и оно так подходит поганцам.
Шмякнувшийся уныло молчал и бросаться на победителей не торопился. Росио по долгу службы знал чуть ли не всех полковников Талига, Ли, само собой, нет, но именно этого вспомнил. Средний капитан сделал среднюю карьеру и был сплавлен к посредственному Залю, а тот возьми да и пустись во все тяжкие.
– Итак, – сощурился на добычу адмирал, – вы и есть ХренЗнаетКто? Я вас представлял в точности таким. Что скажете?
– У меня есть приказ командующего. – Средний полковник с кротостью принял новое имя. – Взять под охрану город во избежание беззакония.
– Но вы предпочли взять город под беззаконие во избежание охраны, – Вальдес подкинул пистолет. – Стоунволл, это ратуша или здесь оно называется иначе?
– Ратуша, – со своим всегдашним достоинством подтвердил лысый драгун.
– Если это ратуша, – адмирал спрыгнул наземь точнехонько между двух трупов, – гоните сюда и остальных «зайцев». Можете не прибираться, но горожан соберите, а я, если загорится, внутри. Да, Стоунволл, расспросите-ка этого красавца, я наверняка что-нибудь забуду.
Понимавший свой маневр эскорт дружно спешился вслед за начальством – «фульгаты» и кэналлиец сопровождают командующего, дело обычное. Городишко тоже самый заурядный, но Излом свое наломать успел. Трупы в мундирах, перевернутая телега, брошенное оружие… Черно-белый плащ на ограде молчащего фонтана изображает из себя сорванный флаг, дверь ратуши висит на одной петле, ее подпирает мертвец, похоже, из чиновников. Высунулся, поймал пулю и конец циркулярам, ябедам, взяткам…
– Не терплю смерть, – Вальдес, морщась, перешагивает покойника. – А на берегу она везде, да еще, пакость такая, жизнью прикидывается!
В ратушной прихожей на полу красноречивые пятна, но дальше крови не видно. В коротком коридоре пахнет пылью, гербовый зальчик словно бы караулит бледный осанистый господин, похожий на вдруг постаревшего Сабве, за ним толчется пяток всяческих советников и ревизоров. Любопытно, куда делись остальные, в городишке восьмого разряда
[4] начальства должно быть человек пятнадцать. Больше – возможно, но чтоб внесенные в коронный реестр кормушки пустовали? Да скорей амбарные мыши уйдут в зимние поля!
– Вы из этих? – осведомился Вальдес, пока «фульгаты» обнюхивали ближайшие углы, – из дядьев города?
– Я… Вы… – подобный Сабве затоптался на месте и стал подобен Карлиону, когда его уличали в родстве с Эгмонтом. – Господин командующий, меня ввели в заблуждение! Письмо губернатора… Согласно ему я оказывал посильную помощь… уполномоченному регентом лицу…
– У зайца не может быть лица, – рявкнул Вальдес, – только морда! Дайте главному манифест и отправьте к Стоунволлу. Остальных – взашей!
– Господин командующий, я буду счастлив прочесть! Безотлагательно! – Про манифест, коль скоро о нем знают мелкие торговцы, чинуша не слышать не мог, но обуявшей его невинности хватало на дюжину невест. – Я был бы счастлив принять вас в своем доме. Моя супруга будет счастлива…
