Посиделки Хоаххина начали затягиваться, когда его взгляд упал на простой и очень доступный символ, выгравированный на одной из каменных плит на стене. Стрелочка вверх и рядом колесо со спицами, стрелочка вниз и рядом рычаг с круглым набалдашником. Хоаххин постучал по стене тяжелой перчаткой скафандра, посыпалась пыль, а плита издала гулкое дребезжание. Еще пять-шесть тяжелых ударов, и плита просто выпала из стены, обнажив нишу с указанным ранее штурвалом лебедки и блокирующим его рычагом. За секунду до того, как рука Хоаххина потянулась к штурвалу, его страх попытался убедить его в том, что с противоположной стороны заглушки такого рычага нет, или он не сможет так просто выбить плиту, но… было поздно. Штурвал сделал уже с десяток оборотов, и плита оторвалась от пола сантиметров на пятнадцать. Свист воздуха в образовавшейся щели оповестил «всех» присутствующих о неизбежном конце всего сущего. «Эх, нужно было снять скафандр». Еще двадцать оборотов, и лаз открылся на достаточную для скафандра ширину. Воздушная струя буквально засосала Хоаххина за заглушку, и он сам не заметил, как начал обоими кулаками молотить по каменным плиткам стены. Нужная плитка не выпала, она просто переломилась пополам, потом еще пополам и раскрошилась, осыпая «спелеолога» каменным крошевом. И, наконец, финальный удар по рычагу не принес ожидаемого результата…
Вы, кстати, замечали, что наши обычные домашние двери, предназначенные для сокрытия одних живущих от других, открываются в разные стороны. Конечно, в разные стороны относительно вашего положения перед дверью в данный момент. Кто из нас не попадал в смешное положение, толкая не запертую на замок дверь от себя, до тех пор, пока разбуженный этой возней собственник помещения не открывал эту дверь, толкнув ее вам навстречу (ну или наоборот)? Эта простая мысль не всегда приходит в голову достаточно быстро, особенно если вы слышите, как тонны воды рвутся к вам, заполняя ваше последнее убежище. Хоаххин от отчаяния рванул торчащий у него перед носом шарик рычага, что-то в стене глухо лязгнуло, и заглушка с зубовным скрипом рухнула вниз, перекрыв лаз. Прислушавшись к шуму за перегородкой, Хоаххин осветил уходящий вдаль туннель и продолжил движение вперед.
Пересадочная площадка была освещена. Казалось, здесь ничего не изменилось. Разве что искореженная капсула скоростного монорельса, которую вода выбросила из туннеля, ведущего к озеру, погнув поручни ограничителей и запутавшись в них, распласталась на полированном бетоне платформы. На стенах помещения были видны потемневшие подтеки выкачанной отсюда кем-то воды. Плита, закрывающая вход в подземные апартаменты Тирана, была на своем месте, но символов штурвала и рычага возле нее Хоаххину обнаружить не удалось. Ну что же – взрывать так взрывать. Майор выставил таймер гранаты на десять секунд и спрятался за платформой в нише монорельса. Тряхнуло так, что по стенам пошли глубокие трещины, и за завесой пыли было не разобрать, получилось ли одолеть каменную плиту или нет. Спускаясь по лестнице с растрескавшимися ступенями, на ощупь, вдоль стены, Хоаххин уперся в целую насыпь крупных и мелких обломков. Насыпь почти достигала потолка, оставляя между ним с каменным крошевом метровый пролом. Направленный взрыв вакуумной гранаты сделал свое дело…
Гобелены были само совершенство. Вот Тиран на охоте, открытая платформа легкого глайдера со станковым лучеметом на турели и Его Солнцеподобие, пригнувшись перед прицелом, орлиным взглядом всматривается в заросли папоротников. Вот он же, но на праздновании собственного юбилея, весь в орденах, с красными лампасами на узких галифе, в белых перчатках и с бокалом игристого вина в левой руке. Вот он же погружен в работу, сидя в кабинете на большом золоченом троне. А вот он с внучкой, прохаживается по мраморной дорожке между кустов голубых роз, по саду собственного дворца. Серьезный был дядька. И чего ему не хватало в этой жизни? Хоаххин разглядывал драпированные стены большого пустого зала, единственной мебелью в котором можно было с натяжкой назвать круглый ворсистый ковер с пятиугольной звездой в центре и десятью белыми окружностями, расположенными по его периметру на одинаковом расстоянии друг от друга. Кучка тщедушных тел с непропорционально большими, совершенно лысыми черепами, теми самыми, которые мелькнули в его сознании, когда неожиданно прервался такой неприятный и болезненный допрос, жалась к дальней стене помещения. А прямо в центре пятиконечной звезды, на ковре восседал, чуть подергивая сложенными за спиной фиолетовыми крыльями, кто бы мог подумать, недавно объявленный сначала пропавшим, а потом и покойным Ниспосылающий собственной персоной. Почему-то этот факт не удивил Хоаххина. Могущественные умели заметать за собой следы. Но вот встретить куратора Зовроса в компании так тщательно им разыскиваемых Детей Чести третьей волны… Тем более встретить его на почетном месте в центре круга малого глобального Ядра… Это многое объясняло и многое запутывало еще сильнее. Единственное, что теперь стало совершенно ясно майору, что уничтожить куратора и уйти из этого подземелья живым ему не удастся.
Могущественный, нисколько не смущаясь столь неожиданному для него самого повороту событий, вот уже полчаса нудно и не торопясь выговаривал «дорогому гостю»:
– И чего ты в итоге добился? Ну, удрал из зала правосудия Дворца Чести, чтобы опять вернуться обратно? Ну, лишил жизни несколько достойных наших сторонников, которые хотели лишь одного, чтобы этот мир стал чище, спокойнее, стабильнее, если так можно выразиться. Что ты изменил? Завтра по нашей команде «дикие» сцепятся сначала друг с другом, а потом и с расами, населяющими сектора Могущественных. Неужели твой собственный опыт не подсказывает тебе, что они такие же, как и ты сам, лишние, что все, что они могут дать Вселенной, это очистить дорогу идущим следом, разумным, совершенным. Таким, как твой будущий сын. Таким, которым немногие выжившие из вас станут подчиняться беспрекословно не из страха, а по собственной воле. И Могущественные, наконец, перестанут тратить свое драгоценное время и собственные жизни ради того, чтобы держать в узде слабоумных самоубийц, готовых убивать друг друга ради денег, ради славы, ради веры.
Хоаххин переложил плазмобой с правого колена на левое. Сломанные ребра ныли, но он продолжал учтиво слушать проповедь фиолетового отступника.
– Ты забыл упомянуть свободу.
– Что? Свободу? Свободу от чего? От самих себя? Ты еще вспомни про любовь и про долг перед расой, долг перед родиной. А впрочем, я, наверное, слишком строг к тебе. Ты под нашим руководством в течение всего-то нескольких месяцев успел сделать столько полезных дел. А твоя бескорыстная помощь в реализации нашего проекта «четвертое поколение» просто неоценима. Неужели тебе не интересно увидеть своего ребенка повзрослевшим? Неужели какие-то распри между сильными мира сего тебе ближе, чем любимая жена? Твое место здесь, с нами, вот в этом кругу, а не на пороге миров с автоматом на плече. Неужели так сложно сделать выбор между жизнью и смертью?
Хоаххин опять поморщился от боли в груди, но это болели не ребра. Он переключил спусковой крючок на режим «выстрел после снятия пальца» и вытащил из аптечки капсулу со снотворным.
– Я уже сделал свой выбор.
– Ты ведь знаешь, что это помещение зажато силовой решеткой и выстрел из твоего плазмобоя вызовет реакцию схлопывания поля? Хочешь умереть? Или хочешь убить меня? Имей в виду, что я-то как раз не пострадаю, поле сконфигурировано так, что в центре зала схлопывание будет взаимно компенсировано и образует устойчивую защитную структуру, а вот ты точно погибнешь. И ради чего?
