При этих словах Алого Пантелеймон потянулся к увесистому кирпичу и зычно заревел:
– Не трожь святое, язычник! Ты все свое могущество потратил на выведение квадратных арбузов. А предел твоих мечтаний – это ровные ряды этих самых квадратных арбузов. И чтоб они все пердели в унисон. И чтоб…
Адмирал прыснул от смеха, шипя и извиваясь всем телом, грохнулся с табурета под ноги Пантелеймона, разлив остатки киселя и брызнув стеклянными осколками бокала по каменным плитам пола. Пантелеймон вернул на место упавший табурет и совершенно изменившимся, спокойным и дружелюбным тоном спросил у Идущего:
– Ты чего это Хвату в кисель подмешал? Вы, парни, кстати, не в курсе, зачем Он нас созвал? Надеюсь, не придется опять экспериментировать с расчетной реальностью, как в прошлый раз, когда на этой Несте меня шесть раз повесили и один раз отравили?
Алый грустно смотрел куда-то вдаль, и его, казалось, совершенно не трогал заданный вопрос.
– Как она прекрасна! Вселенная… Вот совершенство… Что мы можем к этому добавить, что можем отнять? Стоит только протянуть ладонь, и созвездия, словно россыпь раскаленных угольков вечного костра жизни, прильнут к тебе, согревая.
* * *
Хоаххин вдруг быстрым движением ладони стер реальность грота с его вековыми корнями тренаден, черными влажными валунами и колючим кустарником перед входом, стер Пантелеймона, Хвата, Энкарнадо, профессора и развернул Идущего к себе лицом.
– Как ты сказал? Протянуть ладонь?
* * *
Неста до прихода Алых Князей представляла собой удобную для развития жизни планету с низкой гравитацией и плотной, насыщенной водяными парами атмосферой. И жизнь не заставляла себя долго ждать. Разумные существа, чем-то напоминающие страусов с еще более длинной шеей и короткими ножками, успели поделить пригодную к комфортному проживанию сушу более чем на две сотни небольших государств, которые активно боролись друг с другом за политическое и силовое доминирование на планете. Их феодальные элиты, ни в чем себе не отказывая, мудро и дальновидно водили полуголодные орды своих подданных от одной благородной цели своего существования к другой, не скупясь на обещания, жестокость и самую лицемерную ложь. Светоч Мудрости и Милосердия Трабл Первый ничем не уступал предшественникам. Он любил повеселиться, в смысле пожрать, поразмножаться, а еще, на всякий случай, отрубить кому-нибудь голову. Однако слыл великим мудрецом, поскольку успел употребить в пищу немало вареных и жареных мозгов своих соплеменников, выбранных исключительно из научной среды. Историческая летопись, любезно предоставленная Хоаххину подсознанием последнего историка планеты, блистательного Энкарнадо, однозначно указывала на то, что именно в период правления Трабла Мудрого и именно на подведомственной ему территории впервые на Несте засветились Могущественные…
Маленькая настырная зеленая муха категорически не желала вылезать из глиняной миски с высокими краями, почти доверху наполненной густым янтарного цвета напитком, запахом напоминающим несвежую простоквашу. Министр безопасности Его Венценосного Величества Трабла Мудрого, неловко поддев муху мизинцем, раздавил ее хрустнувшее тельце о край миски и, досадливо сплюнув на пол, отбросил ее останки под шаткий, с длинными ножками деревянный столик.
– Вот ведь тварь тупая! И сама сдохла, и мне обед испортила!
Сидевший рядом с этим же столиком напротив господина министра здоровенный самец с туповато вытаращенными глазами участливо закивал лысой головой, заинтересованно заглядывая при этом одним глазом в миску господина министра, а другим на кусок материи, густо исписанный мелкими корявыми буквами, лежащий перед ним на столе.
– Значит, говоришь, из восемнадцатого курятника… сирота… служил в десанте… принимал участие где? Ага, в высадке на Желтковые острова… Так вас же там вроде всех перебили? Нет? Вот незадача… чемпион по шпорному бою Западного округа… угу… Неплохо, неплохо, а орать громко умеешь?… Нет! Сейчас не надо! Верю, что умеешь… здоровый ты какой. Сейчас устроим тебе приемные испытания… – Господин министр негромко хлопнул в ладоши, и из-за неплотно прикрытого циновкой дверного проема показались четверо невысоких, но очень широких в районе ниже талии пернатых ребят…
Пантелеймон внедрялся в личную охрану Трабла уже не первый раз, причем не первый же раз успешно. В некоторых вариантах удавалось даже продвинуться до должности господина министра. Но ненадолго. Первый раз его повесили за то, что он отказался есть жареные мозги очередного повешенного предателя из царствующей семьи. На следующий заход Пантелеймон вместе с Хватом придумали железную отмазку. Отказ поедать мозги предателя он мотивировал тем, что боится отравиться тем самым предательством, которое продолжает скрываться в жареной плоти казненного врага. Трабл оценил мотивацию и даже выписал преданному охраннику медаль. Уже после первого повешения Пантелеймон, облаченный на время «командировки» в такое же мешковато-перистое тело, каким обладали все соплеменники Энкарнадо, был крайне осторожен как в поступках, так и в высказываниях. Но и это помогало не всегда. С третьего раза удалось продвинуться до ночного сторожа личного горшка Светлейшего Трабла. При этом Пантелеймон навострился строить такие благостные рожи своему повелителю, что его заподозрили в ненормативной сексуальной ориентации и… опять повесили. После четвертого повешения Пантелеймон задал Хоаххину резонный вопрос: «На кой хрен все это надо?» Может, сразу воплотиться в самого Трабла Венценосного и не париться больше ни с какими внедрениями. Хоаххин ответил мутной и ни к чему не обязывающей фразой: «Тяжело в учении, легко в бою», и опять отправил своего друга внедряться в виртуальное пространство Траблова придворья.
Лишь после шестого раза, когда команда «аналитиков» во главе с Идущим окончательно разобралась в хитросплетениях придворной политики Мудрейшего и вывела Пантелеймона на уровень советника по экономическому развитию державы, он лицом к лицу столкнулся с представителем неизвестной тогда еще на Несте цивилизации, предложившей Траблу заманчивую сделку с перспективой неограниченных поставок титана, и стало понятно, чего именно добивается Хоаххин.
После первого раунда переговоров, которые со стороны Трабла возглавлял непосредственно сам Блистательный собственной персоной, Пантелеймон предложил две существенные поправки в пакет соглашений. Во-первых, он предложил не продавать иноземцам вожделенные ими камни в обмен на титан, а выделить им в аренду участки территории для самостоятельной разработки. А во-вторых, предложить покупателям увеличить цену на добываемые ими самостоятельно камни в десять раз. Что и было озвучено второй стороне переговоров. На это покупатель, посопев в некий коммуникационный прибор, был вынужден согласиться. По окончании второго раунда Пантелеймона сначала снова наградили медалью, новой женой и большим наделом земли на не захваченной еще территории соседнего государства, а потом на всякий случай решили все-таки из осторожности отравить, свалив данное действо на врагов короны, конечно, подвергшихся после этого пыткам и публичному усаживанию на кол.
А Хоаххин продолжал изучать реакции вероятностного развития исторически сложившейся расчетной реальности. С каждым разом понимая все яснее, что простое, даже кардинальное «изменение» – типа убийства ключевого лица или замены его на другое, лояльное готовящимся изменениям, – отнюдь не гарантирует этим изменениям успешного продвижения к желаемому результату. Все было намного сложнее. Необходимо было зацепить некую естественную тенденцию. Совсем немного подтолкнуть туда, куда и так все само постепенно катилось. И Могущественные действовали отнюдь не вслепую. Они прекрасно осознавали последствия своего вмешательства в существующую реальность того или иного мира. И тем более непонятны были их действия при первом контакте с представителями человечества на той самой проклятой планете Зоврос, название которой стало нарицательным и применялось теперь обеими сторонами в тех случаях, когда приходилось вспоминать что-то очень плохое, жестокое или бесчеловечное…
