Каждое утро ваши помощники занимают свои места у дверей. Когда кто-либо заходит в музей через их дверь, они ставят на листе бумаги отметку. После закрытия музея они считают отметки, а вы складываете все их результаты. И так каждый день на протяжении заданного периода времени, затем вы вычисляете среднее значение и сообщаете это число заказчику.
Однако для утверждения о том, что ваши подсчёты отражают число посетителей музея, требуются некоторые объяснительные теории. Например, вы предполагаете, что двери, за которыми ведётся наблюдение, — это именно вход в музей и что они ведут только в музей. Если через одну из них можно также пройти в кафе или сувенирный магазин, а заказчик не считает тех, кто шёл только в кафе или только в магазин, «посетителями музея», вы сильно ошибётесь в подсчётах. А есть ещё персонал — их считать посетителями или нет? А есть и такие посетители, которые выходят и в тот же день возвращаются вновь, и так далее. Таким образом, прежде чем разрабатывать стратегию подсчёта людей, нужна достаточно сложная объяснительная теория о том, что имеет в виду заказчик под «посетителями музея».
Допустим, вы также считаете число выходящих людей. При наличии объяснительной теории, утверждающей, что ночью музей всегда пуст, и что все входят и выходят только через двери, и что посетители не создаются, не уничтожаются, не делятся и не сливаются между собой и так далее, то, считая выходящих людей, можно, например, проверить число входящих: логика подсказывает, что они будут совпадать. И тогда, если они не совпадут, вы сможете оценить, насколько точен ваш подсчёт. Это состоятельная научная практика. Фактически выдать результат, который не сопровождается оценкой его точности, означает выдать заведомо бессмысленный результат. Но пока у вас нет объяснительной теории о внутреннем устройстве музея — которого вы никогда не видели, — вы не можете оценивать погрешность, подсчитывая выходящих людей или каким-то иным способом.
Теперь допустим, что, проводя исследование, вы полагаетесь на науку, лишённую объяснений, то есть науку с невысказанными и не подвергнутыми критике объяснениями, подобно тому, как в копенгагенской интерпретации фактически предполагается, что есть только одна ненаблюдаемая история, связывающая последовательные наблюдения. В этом случае результаты можно анализировать следующим образом. Для каждого дня считаем разность между числом входящих людей и числом выходящих. Если она не равна нулю, то — и это ключевой шаг в исследовании — называем эту разницу «счётчиком спонтанного человекосоздания», если она положительна, или «счётчиком спонтанного человекоуничтожения», если отрицательна. Если она равна нулю, то можно заявить, что результат «согласуется с традиционной физикой».
Чем ниже компетентность ваших помощников, тем чаще вы будете обнаруживать эту «несогласованность с традиционной физикой». Далее, вы доказываете, что ненулевой результат (спонтанное создание или уничтожение людей) не согласуется с традиционной физикой. Это доказательство следует включить в отчёт, равно как и оговорку о том, что внеземные посетители, вероятно, могут использовать физические явления, о которых нам не известно. А заодно и ещё одну: что в вашем эксперименте телепортация в другое место или из него ошибочно была бы принята бы за «уничтожение» (без следа) и «создание» (из воздуха) и что поэтому её нельзя исключить как возможную причину отклонений.
Когда появятся заголовки вроде «По заявлениям учёных, в городском музее могла произойти телепортация» и «Учёные доказали, что инопланетяне действительно похищают людей», вы можете тихо протестовать, что ничего подобного не утверждали, что результаты не окончательные, они просто дают пищу для размышлений и что для определения механизма этого непонятного явления нужно продолжать исследования.
Вы не сделали ни одного ложного утверждения. Данные могут стать «несогласованными с традиционной физикой» просто из-за того, что содержат ошибки, так же, как гены могут «вызывать счастье» бессчётным числом простых способов вроде влияния на внешний вид. То, что в вашей статье это не указано, не означает, что всё в ней ложь. Более того, как я уже отметил, решающий шаг заключён в определении, а определения при условии своей непротиворечивости не могут быть ложными. Вы дали определение наблюдательному факту — людей входит больше, чем выходит, — как «уничтожение» людей. Хотя на повседневном языке эта фраза может означать, что люди растворяются, как дым, в исследовании вы ничего такого не имели в виду. Возможно, что они и вправду могут исчезать, как дым, или улетать в невидимых космических кораблях: это не будет противоречить полученным данным. Но в статье по этому поводу ничего не сказано. Она полностью посвящена результатам наблюдений.
Поэтому для нашей статьи не подойдёт название «Ошибки, сделанные при некомпетентном подсчёте людей». Это не только будет провал с точки зрения пиара, в науке, лишённой объяснений, такое название могут даже посчитать ненаучным. Ведь оно будет означать, что вы приняли определённую позицию по «интерпретации» данных, для чего не было оснований.
С моей точки зрения, этот эксперимент является научным только по форме. Сущность научных теорий — в объяснении, а объяснение ошибок составляет большую часть содержания замысла любого нетривиального научного эксперимента.
Как показывает приведённый выше пример, общей чертой экспериментирования является то, что чем больше ошибки, которые вы допускаете в числах или в названиях и интерпретации измеренных величин, тем более захватывающие будут результаты, если они верны. Так что без мощных методик обнаружения и исправления ошибок, которые зависят от объяснительных теорий, начинает нарастать неустойчивость, при которой ложные результаты заглушают верные. В естественных науках, где обычно практикуются состоятельные научные подходы, ложные результаты, обусловленные всякого рода ошибками, тем не менее встречаются часто. Но их исправляют в ходе критики и проверки их объяснений. Такого не может происходить в науке, лишённой объяснений.
Следовательно, как только учёные позволят себе отказаться от стремления к разумным объяснениям и ограничатся лишь тем, точны предсказания или нет, они вполне могут поставить себя в дурацкое положение. Именно так череда выдающихся физиков на протяжении десятилетий, наблюдая за выступлением фокусников, верила, что различные трюки выполняются с помощью «паранормальных» средств.
Состоятельной философии нелегко противостоять несостоятельной посредством дискуссии и объяснений, потому что несостоятельная философия от них защищена. Но это под силу прогрессу. Люди, как бы громко они это ни отрицали, хотят понять, как устроен мир. А благодаря прогрессу верить в несостоятельную философию становится сложнее. И дело не в опровержении путём логики или эксперимента, дело в объяснении. Если бы сегодня Мах был жив, я думаю, он признал бы существование атомов, увидев в микроскоп, что они ведут себя в соответствии с атомной теорией. С точки зрения логики он всё ещё мог бы сказать: «Я вижу не атомы, а только видео на мониторе. И это говорит лишь о том, что оправдались предсказания теории не об атомах, а обо мне». Но ему станет ясно, что это неразумное объяснение самого общего плана. Он также может сказать: «Хорошо, допустим, атомы существуют, но электроны-то — нет». Но такая игра ему вполне может наскучить, если на горизонте появится другая, более интересная, иными словами, если будет быстро достигнут прогресс. И он вскоре поймёт, что это не игра.
