Редко кто из взрослых «неосознанный засранец» — это уж совсем скверный случай, когда человек врёт себе про своё благородство, во всём обвиняя исключительно подлых людей. «Да, в пять лет я задушил птичку, в десять ударил собачку, в восемнадцать не женился, хотя обещал, но дальше, дальше я всегда вёл себя прилично, зато меня все предавали и обманывали!» — это в самом деле стыдно. В норме мы как-то признаём за собой некоторые особенности совести и образа действий, иногда даже предупреждаем заранее, но более из кокетства, всё равно никто не поверит, пока не вляпается. Так что утешение слабое, но, воля ваша, это как-то нормальней, чем всерьёз считать себя дартаньяном в сомнительном окружении.
Или вот обсуждаем чью-то любовную историю длиной в десять лет.
«…Ощущение такое, будто вы думаете, что слегка погубили свою жизнь. Неуловимо напомнило рассказ Мопассана, кажется, про бриллиантовое колье. Знаете, там одна бедная пара взяла на свадьбу у богатых друзей роскошное ожерелье, а к концу вечера невеста его потеряла. Они ничего не сказали друзьям, заняли в банке сколько-то сотен тысяч франков, купили такое же и вернули. Потом лет тридцать жили впроголодь, отрабатывая долг.
Конец помните? Или угадали?
Выплатив сумму, они повидались с друзьями (которые так ничего и не узнали) и заговорили между прочим об украшении. И оказалось, что оно было из стекла.
Я рассказываю гораздо дольше, чем подумала, просто мелькнула мысль, что вы выбрали тратить жизнь на поддельное ожерелье.
И я, заметьте, не обесцениваю жизнь, потраченную на долг чести, которого не было, или на любовь, которая того не стоила. Это очень красивая жизнь. Но рассказ для меня всегда был в категории ужасных — про мёртвую руку, про заживо замурованного и вот этот, когда счастьем заплачено за подделку, и даже проклясть некого».
* * *
Терпеть не могу, когда кто-то смотрится в зеркало одновременно со мной, особенно если это мужчина. Когда женщина встречается взглядом со своим отражением, она за доли секунды проводит подстройку внешности к собственным представлениям о ней. Это короткое и страшное мгновение микроизменений, когда она перекидывается, как метаморф. Щёки, губы, глаза, осанка, живот, поворот головы — всё молниеносно корректируется. Хоп, и она уже моложе, худей, «роковей» или невинней, в зависимости от того, каковы её представления о себе-идеальной. И я настаиваю, чтобы в эти жуткие моменты меня никто не видел.
Совершенно не обязательно подглядывать, чтобы угадать иллюзии женщины о самой себе, обычно достаточно посмотреть общедоступные селфи в соцсетях. Одна моя знакомая, тишайший домашний человек, умудряется всякий раз скорчить перед камерой совершенно стервозную рожу. Этакая смесь подлости и злости, при том, что человек порядочен, как библиотекарша. Всё дело в том, что у неё есть претензии на ироничность и едкий ум, которые, по её мнению, так выглядят.
Другая, обладающая сексуальностью пуховой подушки, складывает до изумления шлюховатое лицо, аж смотреть неловко.
Большой популярностью пользуются раненые оленята, наспех натянутые на тяжёлые упрямые физиономии, и измождённые барышни поверх кустодиевских купчих.
И это, как мне кажется, святое право каждой женщины — жить не совсем в своём теле. Пугает только момент перехода, а результат, чего уж там, нужно ей простить.
* * *
Я коллекционирую разочарования, как мог бы заметить проницательный читатель, если бы эта порода не была целиком выдумана самовлюблёнными писателями. На самом деле никто не трудится проницать, отслеживать и запоминать причудливые изгибы чужого творчества, не стоит себе льстить. Поэтому сообщаю прямо: я коллекционирую разочарования.
Недавно, например, осознала, что ситуация, при которой твоя стратегия проигрывает другой стратегии, ощущается как жёсткое поражение. Не просто не получаешь желаемое, но прямо рядом с тобой кто-то приходит и забирает всё, пользуясь методами, отличными от твоих. В этом переживании нет или почти нет зависти, но есть отчётливое чувство неправильности собственной жизни. Ладно бы невозможного хотел — но вот же, у другого получилось, и всего-то делов изменить метод. Сразу вспоминаешь все недополученные прибыли и тоскуешь, что ведь мог, если бы ставил фишки не «так, так и так», а наоборот — «так, так и так».
Проще всего объяснить равнодушному читателю это нехитрое переживание на примере проигрыша женской стратегии.
Допустим, на вечеринке есть пара женщин в поиске и некоторое количество свободных мужских объектов. Дамы примерно равны качеством и возрастом, но используют разные техники. Одна ставит на загадочность: проходит, помавая полями шляпы, к самому видному месту, красиво садится и ждёт. Фигура её дышит элегантностью и умеренной недоступностью, любой человек со вкусом просто обязан попытаться. Вторая на этом фоне ведёт себя неприлично: хохочет, хрипло матерится, щиплет мужиков за бока и толстозадо ползает с хозяйскими детьми. В результате все свободные кассы её, а чувства мымры с полями я могу добавить в свою коллекцию. Она обязательно порвёт чулки, когда будет снимать вечером, закинет шляпу под кровать и почувствует себя дурой-дурой-дурой, причём безнадёжной.
Бывает и так, что в аналогичной ситуации одна из женщин станет весь вечер задевать горячим бедром то одного, то другого, выкладывать декольте на все свободные поверхности и вести сексуальные разговоры на грани журнала «Спид-инфо» — «любите ли вы страпон так, как люблю его я»; вторая же воззрится на кого-то снизу вверх, задаст пару идиотских вопросов и удалится в уголок с книжкой. Через пять минут мужчине понадобится узнать, что она читает, а через двадцать они тихо уйдут вместе. Та, с сиськами, отвратительно напьётся и к утру будет блевать желчью.
И надо ли говорить, что именно такие ситуации заставляют проигравших люто ненавидеть тех, у кого получилось. Победители же никогда не замечают, что произошло, они слишком заняты сбором плодов.
Впрочем.
Когда мне было тринадцать, я пришла на свою первую дискотеку в костюме из тонкой шерсти: юбка ниже колена, обтягивающая бёдра и расходящаяся колокольчиком, кофточка с широкими рукавами, забранными резинкой на запястьях, воротник-стойка; всё того оттенка красного, который меня зеленит. Девчонки в джинсовых мини пользовались диким успехом, я же чувствовала, что меня нет. Но зла, как сейчас помню, не держала — понимала, что я просто безнадёжный урод. И особенно жесток был контраст между ожиданиями и результатом — я очень собиралась и очень надеялась быть прекрасной.
С тех пор не люблю наряжаться, не к добру это всё. Поражение женщины в вечернем платье гораздо горше, чем той, что в джинсах, — по ней слишком видно, как она старалась.
Другое же о платьях вот что.
В течение жизни у меня случались встречи, которых я отчаянно ждала и трепетала. Были разные люди и разные истории, но общим осталось одно: у меня никогда не было подходящего платья.
Сто раз прокручиваешь, как ты в чём-то идеальном входишь, а он, а ты, а тут коленка, и всё. Иногда это идеальное должно обтягивать, иногда струиться, содержать разрезы или восемнадцать пуговиц, спадать с плеч или быть абсолютно глухим: я всегда почти наверняка знала, как следует выглядеть в тот день, которого жду. И всякий раз, когда он наступал, я оказывалась не готова.
