* * *
Меня тошнит от любви к этому городу, как всегда тошнило от любви.
То ли дело отношения равнодушного тепла, когда неделями живёшь котиками, в обнимку, питаясь из одной тарелки, с необязательным сексом — не сегодня, так послезавтра, с хихиканьем и киношками, когда засыпаешь легко и аж храпя, будто и не принцесса. Думаешь: близость. Думаешь: привязанность. Думаешь: наверное, влюбилась.
Но это только если забыть, как было с другим, в ледяном и потном раю, сильно смахивающем на ад в представлении хороших людей. Когда сколько вместе, столько и не спишь, потому что даже в крайней усталости не можешь расслабиться и потратить часы на сон, пока рядом дышит твоя жизнь — слишком жаль. Когда невозможно съесть ни куска, в желудке давно не было ничего, кроме чужих секретов, но схватывает живот и тошнит. Думаешь: мне бы домой, мне бы по-девичьи нежно просраться и поблевать. Думаешь: мне бы уснуть. Думаешь: мне бы туда, где не штормит и нет вертолётов, отдохнуть чуток и обратно.
Но из любви не бывает отпусков, от неё только сразу и навсегда, и не ври, что не знал. Все всё знают, Ромео, и не нужно специальных подпунктов мелким шрифтом. Устал — уехал — потерял. Отложить ничего нельзя, как нельзя приморозить время и юность, чтобы потом достать свеженьким и разогреть.
Так и здесь, душа моя, так здесь. Дай любить тебя, пока мы вместе, пусть тошнит и жара, простыни в поту, песок в тапках, и голодно, потому что душа не принимает ни булочек, ни мяса, а только солёный пот с плеча. Это ненадолго, сколько бы ни собирался, ни рассчитывал, ни хотел, — потому что любовь всегда ненадолго. Либо жизнь окажется длинней, либо любовь моя переживёт тебя, и никогда вровень, никогда не будет между нами равнодушного тепла, никогда — просто.
* * *
Когда выпадает случай пожить одной, примерно через неделю становится трудно вспомнить, зачем нужен мужчина. Дима уехал, и в доме тихо, темно и чисто, никто не забывает выключать электроприборы, не орёт в телефон. Пол белый, дорожка во дворе подметена, холодильник пуст, и спокойно, как в гробу.
И вчера посреди этого умиротворения я отправилась ужинать. Свет на крыльце оставила включённым, чтобы не возвращаться в темноте.
Через пару часов прихожу благостная, с китайской едой внутри, смотрю издалека на вьющиеся растения над входом, бамбуковую загородку, бледную лампу и думаю, как же прекрасна моя жизнь.
И тут вижу на полу местного летающего таракана. И на стене. И на бамбуковой загородке. И они продолжают выползать и вылетать, привлечённые, несомненно, энергией моего счастья, ну, и светом.
И я немедленно поступаю, как взрослый самостоятельный человек: накрываю голову шалью и начинаю визжать.
И вот тут, вот тут! Мужчина, который водил меня ужинать, выходит вперёд и своей большой ногой затаптывает первого таракана, а потом ещё нескольких, открывает дверь, загоняет меня, невменяемую, в дом, а потом берёт баллон К-500 и уходит убивать. Через некоторое время за дверью только гора трупов, но он остаётся жив, хотя и слегка подёргивается от отвращения.
И я, понимаете ли, прозреваю. Смысл даже не в том, что у него тапок сорок шестого размера, а в том, что если кто-нибудь визжит, он идёт и спасает, пусть и терпеть не может тараканов. Такой рефлекс.
А для всего остального есть кредитная карточка, кто бы спорил.
Да, пока визжала, успела рассмотреть — они не такие уж страшные, хотя и размером со спичечную коробку. Но золотистые и если не ползают прямо по мне и не лезут в дом, то и ничего.
P.S. Женщина нужна, получается, чтобы убивать для неё?
Если в мире происходит какая-то фигня, экстраверт думает, как исправить мир, интроверт — как исправить себя, а невротик — что он во всём виноват. Поэтому, когда утром я услышала адский грохот где-то возле дома, сразу выключила кондиционер, чайник и вернулась в постель. Совершенно очевидно, что я какой-то последовательностью действий обрушила мир, поэтому единственный выход — лечь и сделать вид, что ничего не было.
Через полчаса решила, что опасность миновала, и вышла на улицу.
Перед отъездом Дима сделал мне хорошенький дворик: зонт, кресло, растения в кадках, стойка со стеклянными кувшинами для красоты и полива, картинки на стенках, всякое такое. И вот выхожу я и понимаю, что ничего этого нет. Огромный эвкалипт в соседнем дворе упал через забор, снёс цветочные горшки с верхних этажей, попутно сломал ещё несколько деревьев. Все наши усилия погребены в хаосе листьев, веток и стволов.
— Отлично, — сказала я нашему квартирному хозяину, — шалаш на Суккот можно не строить.
Но я это к чему — к вопросу о счастье и удаче. Типичное «повезло» в моём исполнении — это когда одно из деревьев, разрушивших мой двор, покрыто такими красивыми розовыми цветами, что ветки можно поставить в вазу…
…только не нужно, потому что это ядовитый олеандр.
* * *
Раньше, когда коту становилось плохо, я схлопывалась и неделями не писала, пока не делалось легче. Сейчас у нас затяжной кризис, и не совсем понятно, как из него выбираться. Но здешняя реальность такова, что не жить невозможно. От стресса у меня всегда возникает ощущение искусственности происходящего, я перестаю чувствовать тело, всё время кружится голова, а мир вокруг кажется киношной декорацией. Состояние не хуже других, я была в нём несколько последних лет, но в Тель-Авиве восковые куклы либо тают, либо всё-таки превращаются в живых женщин. И когда это происходит, уже невозможно делать вид, что тебя не существует, и тогда вся боль и вся радость кипят внутри одновременно и ты живёшь как есть — в слезах, в смехе, в любви и отчаянии.
Когда коту плохо, сердце разрывается от всего. Ему снится погоня, перебирает ногами, а я думаю: теперь он побегает только во сне. Ветеринар выбривает ему лапу, чтобы взять кровь, а я думаю: она не успеет обрасти. Дима покупает незнакомые цветы, предыдущий такой букет стоит уже седьмую неделю, и я думаю: они переживут.
Но в то же время я кормлю кота с ложки «за маму, за папу, за мировой сионизм», гуляю вдоль моря, беспокоюсь о цветах — что за адова порода такая, может, они вообще пьют кровь по ночам? В конце концов в дом приходит человек, понимающий в растениях, смотрит и говорит: «Понятия не имею, что это. Кажется, это вообще не цветы». Ну и ладно, эта инопланетная нечисть прекрасна.
Жизнь отказывается замирать во мне. Тем более доктор показал результаты анализов. Когда вижу цифры, я успокаиваюсь. Всё нехорошо, но я понимаю динамику, могу делать прогнозы, и от этого кажется, что почти контролирую ситуацию.
Не меняя трагического выражения лица, жарю котлеты. Чтобы подчеркнуть бездны, зияющие внутри меня, не лепила из нежного фарша, а купила готовые, замороженные и с кучей вкусовых добавок. Села в уголке и принялась есть. И тут с кровати медленно поднялась серая голова. Зомби кота восстал и, шатаясь, побрёл воровать котлеты. Я не смогла поделиться даже кусочком — очень были острые, — но от сердца слегка отлегло: не знаю, надолго ли, но пока определённо живой.
