Юра светски спросил:
— А что станет центральной темой твоего творчества?
— Задницы, — вдохновенно ответила я.
Хотя, конечно, то, что я тут вижу, — не задницы. Это кончик божественной иглы, на котором помещается триллион ангелов, и он поражает в самое сердце. Кто не видел, живёт зря. Эти совершенные круглые попы, что разгуливают здесь просто так, без охраны, свиты и папарацци, — они будут восходить на каждом моём рисунке, освещать и освящать его.
— Да, — согласилась Анечка, — это будет продаваться.
* * *
Сегодня был мой первый в жизни гей-парад, я даже захотела загадать желание, но побоялась, что исполнится через жопу. Поэтому просто записала три диалога, которые мне кое-что объяснили.
Подруга, почтенная мать семейства, рассказывает о делах домашних и между прочим упоминает о дочери:
— У неё сейчас сложный подростковый период, не может определиться с ориентацией, пока привлекают девочки. Очень стесняется своих переживаний. Хочу отвести к детскому психологу.
«Склонности будет исправлять, — думаю я. — Что ж, родители всегда боятся таких вещей».
Подруга тем временем продолжает:
— Хочу, чтобы она перестала стесняться и приняла себя как есть.
Разговариваю с очень светской дамой, обсуждаем общих знакомых из мира искусств.
— Терпеть не могу работать с этим стилистом, он нервный и обидчивый.
— Что ты хотела, наверняка детские травмы и непростая юность, он же гей.
Она смотрит на меня с терпеливым сожалением, как миссионер, обучающий грамоте африканское племя, глядит на дикаря, ради красоты проткнувшего губу карандашом.
— У всех непростая! Так рассуждать нельзя. Какая разница, с кем он спит, рабочие требования для всех одинаковые. У нас не считают, что сексуальная ориентация — это повод для дискриминации или, наоборот, для снисходительности.
В нашем районе сдаётся квартирка. Хозяин сурово предупреждает, что нельзя бросать салфетки в унитаз, иначе засорится и сгорит очистной насос, а это пара тысяч шекелей за ремонт.
— Здесь, кажется, жили два парня? — спрашиваю я.
— Это мой сын. Я его выставил, — мрачно отвечает хозяин.
— Он с другом жил? — осторожно уточняет моя знакомая, которая согласилась помочь с переводом.
Хозяин бросает что-то злобное. «Чёрт, — думаю я, — хороший с виду дядька, и не принял выбор сына». Знакомая же переводит:
— Да какая разница, с кем он там жил! Он сжёг насос!
На Ярконе всю неделю радужные флаги, их развесил муниципалитет. Мне нравится город, где жить можно с кем хочешь, лишь бы ты не жёг при этом насосы.
Почти всю жизнь вечеринки и праздники вызывали у меня одно и то же состояние. Я шла туда в ожидании чудес, но сразу же чувствовала себя чужеродной. Некоторое время слонялась в толпе, а потом уходила в полной уверенности, что оставляю за спиной нечто прекрасное, к чему не смогла приобщиться.
Сегодня всё было совсем не так. Я шла сквозь парад, и парад шёл сквозь меня. Он не отторгал меня, я могла остаться, сколько захочу, а уходя знала, что дверь не захлопывается, можно вернуться в любой момент.
(«Это потому, что они трезвые, — сказал мой друг, — а в пьяных компаниях, пока не нажрёшься, именно так себя и чувствуешь — будто происходит нечто прекрасное, к чему не можешь приобщиться».)
И последнее: в кафе увидела здоровенного татуированного мужика, который держал за руку парня и изредка легко целовал ему пальцы. Я поняла, что, если бы на месте мальчика была девочка, это ничего не изменило бы. Важно одно — сколько любви и нежности у тебя есть для другого человека. И ещё — насколько ты способен их проявлять, хотя бы изредка, хотя бы поцелуем, объятием, эсэмэской.
* * *
В ночи взяли два чемодана и идём на новую квартиру. В камнях мостовой вижу папироску с характерно замятым кончиком.
— Совсем город разложился, — говорит Дима, — третий раз прохожу мимо этого косяка, и никто до сих пор не поднял. Потерял ведь кто-то.
— Или сбросил. Хотя… шли мы с Серёжей по Бен-Иегуде после прайда, видели: на парапете сидит усталый полицейский и мрачно на всех смотрит. Народу весело, а он на службе, чо. Мимо легчайшей походкой проплывает парень и нечаянно роняет недокуренный косяк прямо под ноги менту. Ойкает, всплёскивает руками, затаптывает и утанцовывает дальше. Косяк затаптывает, не мента. А тот сидит как сидел — праздник же у людей, чо… Так что насчёт «сбросил», это я глупость, конечно, сказала. Такой город — нетревожный.
Выгрузили чемоданы, пошли на Бялик, он там в двух шагах. Два часа ночи, ступаем на площадь и видим аккурат посерёдке прудика с кувшинками гильотину. К уличному спектаклю построили, но издалека выглядит вполне настоящей.
Нет, всё равно не тревожно. Наверняка для сигар, просто очень больших.
Утром спросила подругу, что это было — говорит, клоуна казнили.
По случаю переезда приходится много и часто рассказывать друзьям о своей новой квартире. Самая дикая её особенность в том, что комнатный дверной проём высотой полтора метра (остальные — традиционные).
— Но, — говорю я, — почитала фэншуйные сайты, это не ужас-ужас. А для меня даже преимущество: человек вынужден будет нагнуться и входить головой вперёд, поэтому я в случае чего успею дать ему молотком по затылку… И вот странно — опять здесь, как и во всех моих домах, не получается гостевой зоны, чтобы спокойно посидеть и попить чайку.
— Э-э-э, — отвечают мне, — это как раз не странно. Тем, кому посчастливилось попасть в твой дом и не получить молотком по затылку, всё равно будет трудно расслабиться. Да и не стоит.
Бывшая квартирная хозяйка — женщина удивительной не скаредности даже, но мелочности. При подписании договора сделала нам некоторую скидку в квартплате, но при этом требовала запредельного почтения к вещам её покойной матери, вроде древних одеял и ветхих простынок. А я, как назло, разбила пару кружек, которые наверняка обожала её покойная мать, даром что они из серой глины и с какой-то корпоративной символикой. Очень волновалась, а знакомые только пожимали плечами: «Йеменка? Да, вредней не бывает».
Они действительно не без странностей. Однажды, например. Девять утра, я в постели, и вдруг кто-то снаружи приоткрывает жалюзи, и в окне спальни появляется тревожное йеменское лицо. Какая-то женщина сообщает, что она сестра нашей хозяйки и хочет увидеть большую картину бабушки. Зашла в дом, удостоверилась в отсутствии картины, попросила ничего не говорить сестре и убежала.
И вся семья у них такая. Недавно сосед, хозяйский сын, нассал в наше мусорное ведро, которое мы выставили просушить. Он работает в соседней комнате и там нет туалета, а тут вдруг ведро — грех не использовать. Обычно он делал это в клумбу с алоэ. Я когда узнала, порадовалась, что мой базилик съели слизни.
