С мужчиной выстраиваются отношения «взрослый — взрослый» или, если ему зачем-то нужно меня удочерить, «родитель — ребёнок». Он уникален в моей жизни, и я в его — тоже. У меня к нему определённые запросы — чтобы заботился, был верен, любил.
С друзьями же всегда получалась связка «ребёнок — ребёнок». Это мой товарищ по играм, у него могут быть другие друзья, и у меня тоже, мы ничего друг другу не должны. О заботе речи нет — если сбегаешь с приятелем в Африку, странно требовать, чтобы он нёс твой рюкзак.
С другом можно наделать рискованных вещей. Скажем, если бы мужчина подарил мне на день рождения марку ЛСД, я бы решила, что он мной не дорожит, раз подвергает риску. А с другом можно нализаться чего угодно, пока взрослые не видят. Мы совместного будущего не планируем, у нас только здесь и сейчас. И разумеется, никакого секса, потому что с детьми не трахаются, с ними только играют.
Другу я расскажу свои стыдные секреты, но с бедой пойду к мужчине. И когда речь зайдёт о больших ставках, останусь на стороне мужчины, потому что мы пара, связанная взаимной ответственностью. И у друга есть какие-то свои взрослые тётки, которые могут не пустить его в Африку, запереть дома и заставить быть серьёзным. Что ж, имеют право, и спасибо, если хоть мячик скинут.
У меня есть ценный друг, с которым мы ужасно похожи — манерой шутить, неусыпным контролированием собственной вменяемости, интровертностью и, как следствие, привычкой, если что-то пошло не так, править себя, а не остальной мир. Понятно, что при моих трудоголических идеалах мы регулярно говорим о том, как повысить работоспособность химическим способом, оставаясь в рамках закона. Ноотропы, стимуляторы, всякое такое. И тут внезапно пришли к изумительному открытию, которое заслуживает отдельного абзаца.
Чтобы стать более эффективным, лучше соображать и не отвлекаться, надо снизить тревожность.
Чёрт, может, вы знали, но почему мне никто не сказал?! Оказывается, значительное количество энергии уходит на то, чтобы справляться с тревогой и её последствиями. Сколько раз так было: на мне висят три работы, начинаю делать одну, тут же впадаю в панику, что две другие стоят! Хватаюсь за вторую — а остальные-то как?! В результате бросаю всё и жду, пока две задачи из трёх не потеряют смысл. Или всё же делаю, взяв себя за шкирку и разогнав процессор до запредельных частот.
Так вот, не надо подстёгивать нервную систему — точнее, можно, но это тупиковый путь. Лучше найти нечто, что снимет тревогу, не отупляя. Такие вещества есть, и доктора их знают. Вдруг окажется, что имеющейся мощности вполне достаточно, если не тратиться на панику по поводу своей несостоятельности. Наступит безупречное состояние, когда получается медленно-медленно спуститься с горы и поиметь всё стадо.
И даже, наверное, можно без веществ, если наладить режим сна и питания как-то самостоятельно — это сложней, но можно попытаться.
Интроверты, конечно, печальны, с этой их единственно возможной формой взаимодействия «будь недалеко, но не приближайся». Однако гораздо хуже те экстраверты, что не умеют толком общаться, а такое, к сожалению, бывает. В силу свойств личности они отчаянно лезут к людям, но пользоваться ими совершенно не умеют. Такой первым делом нарушит границы — сначала чужие, потом позволит это сделать со своими, всем нахамит, сам обо всех поранится и уползёт страдать в норку. В которой, конечно, долго не просидит и скоро выберется искать новый невытоптанный ареал или пойдёт наступать на старые грабли в надежде, что там уже забыли.
Совершенно неотразим «хорошо воспитанный экстраверт», жонглирующий социальными связями, умеющий держать дистанцию и внезапно сокращать её до допустимого минимума, способный вовремя исчезать и появляться. Сейчас я встречаю таких людей гораздо чаще, наблюдать за ними — большое эстетическое наслаждение.
А «хорошо воспитанный интроверт», наверное, ищет для себя айфонное приложение, где можно завести список друзей и «обязательных контактов», отмечать дни общения с ними и ставить напоминалки, чтобы никого не терять из виду слишком надолго.
* * *
«Слон красоты» — это не буква на вывеске отвалилась, иногда на человека в самом деле наступает слон красоты, тяжёлый, беспощадный и непоправимый.
Вкрадчивый женский голос:
— Вы у нас были раньше, есть какие-то предпочтения? Сегодня работают Анжела, Наташа, Илона и Марго, кого бы вы хотели?
— Мне всё равно, — отвечаю.
На том конце провода чувствую сдержанное удивление.
Достаётся Наташа, она приносит чай и мимоходом прикасается к моей талии. Первым делом спрашивает:
— А вы у нас были раньше? А у кого?
Наблюдающая за нами Илона ябедным голосом докладывает:
— Да уж не первый раз приходит и всегда к разным!
Наташа на секунду перестаёт делать то, что делала, и смотрит на меня, как на конченого подонка.
— Послушайте, это неправильно. Выберите кого-то одного. Я не говорю «возьмите меня», любую, кто понравится. Но каждая работает по-своему, а другая потом за ней переделывает.
В какой-то момент я чувствую полную беспомощность, неуловимо напоминающую о бондаж-сессиях: каждый пальчик завёрнут в фольгу, а рядом лежит айфон и спрашивает: «Ты не сердишься на меня?» Не могу же я с достоинством наклевать носом «Ах нет, я просто очень несчастна».
Через полтора часа беспомощность переходит в просветление, я понимаю, что в почте беснуется заказчик, в комментариях — тролль, кто-то доругивается со мной в чатике, с результатом, обратным спортивному — там за неявкой противника выигрывают, а тут побеждает молчащий.
Тем временем узнаю, что существую напрасно, потому что мимо меня прошёл мир ногтей. Женщин тут различают не по лицам, а по пальцам, участливо спрашивают о проблемном указательном и рекомендуют изменить жизнь с помощью лака с блёстками. И все искренне вовлечены, и через какое-то время я чувствую себя красавицей, потому что девочки единогласно признают форму моего мизинца идеальной. Я так не гордилась с тех пор, как получила комплимент от пластического хирурга: «У вас удивительно красивая длинная челюсть».
Потом половина салона уговаривала меня выбрать бледно-розовый на полтона теплей, чем я хотела: «Он мёртвенный! Возьмите этот, походите, а потом попробуем ещё ярче! Да, это непросто, но меняться следует постепенно».
В конце концов они меня уговорили, и уже несколько дней я знаю, что такое, когда тебя раздражают собственные ногти. Потому что я хотела мёртвый! мёртвый! мёртвый! а не вот это вот варьете цвета топлёного молока.
* * *
В соседнем дворе уцелело полдюжины кошек из одного помёта, теперь они выросли и ходят все вместе. К людям не пристают, но независимым стадом бегают за тётками с пакетами. Так я узнала, что выгляжу, как тётка с пакетом.
Я, впрочем, что-то такое подозревала. Когда во мне становится пятьдесят два килограмма, Дима с преувеличенным восхищением говорит: «Ты стал совсем взрослым, Агапит!» В смысле — «ты стала совсем взрослой женщиной с формами!». И так не менее трёх раз на дню. В какой-то момент ликование в его голосе становится нестерпимым, и я сажусь на диету. Вот и сейчас, уже две недели, так что кошки это зря.
