Как раз когда он проверял патроны в магазине, я и подоспел, от удара кулаком ему снесло полчерепа. Еще два удара другим – те даже не заметили мое появление, так быстро я подскочил к ним, как упали рядом. Все повреждения были не совместимы с жизнью, умерли в мгновение. Тут из дома на веранду, а потом наружу выскочила старуха с клюкой, пока я, склонившись, изучал ранение лейтенанта. Тот, как ни странно, был в сознании. Когда та налетела и попыталась ударить, да еще с таким визгом, что я отработал ее машинально, ударом ноги отбросил в сторону, перехватил в полете клюку и, подойдя, воткнул ее ей в грудь, как осиновый кол вбил. Правда, в труп. Мой первый удар, что отшвырнул ее, убил. Надо дозировать свои удары, а то так отмахнешься от кого, и труп.
Ранение у парня было серьезное, но даже при здешней медицине вылечить его было возможно. Так что, содрав с одного из трупов рубаху, в виде тампона свернул ее и приложил к ране. После чего подхватил его на руки – он для меня был как пушинка, – не забыв кобуру с пистолетом, оставил только чемодан и бегом направился к калитке, а потом и в сторону станции. Пока бежал, он потерял сознание.
– Держись, браток, сейчас тебя к хирургу на стол, а потом все будет хорошо, – успокаивал я его, после чего рявкнул-спросил у местного, что выглядывал из калитки очередного участка: – Где тут госпиталь или больница?!
– Фельдшерский пункт там, у станции, – указав в нужную сторону, ответил явный поляк.
Кстати, пробегая мимо участка, где я бросил труп поляка, из-за которого и попал в это время, обнаружил, что над ним склонились трое – двое мужчин и женщина, явно изучая и пытаясь понять, как он у них оказался. Мельком глянув на них, я пробежал мимо. Народу, как ни странно, хватало, даже предлагали помочь нести командира, но я лишь уточнял адрес фельдшерского пункта, похоже, до больницы это селение не доросло, ну или это было ближайшее место, где могли оказать помощь. Тут главное, чтобы оно уцелело после бомбежки.
Заметив, что два парня в черной железнодорожной форме вносят раненого в дверь, над которой был нарисован красный крест и что-то написано, я побежал туда. Когда я подбегал, из нее как раз выходили по виду милиционер и гражданский в испачканной кровью одежде, и они помогли, перехватили тело лейтенанта, и мы втроем, гремя каким-то ведром в узком коридоре, занесли того в большое помещение, буквально забитое ранеными, где суетилось двое человек. Видимо, фельдшер, лет сорока пяти, и молодая женщина в халате, то ли его помощница, то ли врач, больно действия ее напоминали работу врача, но никак не медсестры. Да и командовала она фельдшером. Может, просто на помощь прибежала, халат-то ей явно не по размеру…
– Ножевое ранение в живот, я не перевязывал, лишь тампон приложил из свернутой рубахи, чтобы кровью не истек. Кровопотеря пока небольшая, – сообщил я, когда фельдшер к нам повернулся.
– Туда клади, – махнул он в угол, где был небольшой пятачок свободного места.
Мы уложили лейтенанта, куда нам показали, я рядом положил ремень с кобурой, и мы покинули здание, посторонившись на пути для следующих несунов. Ко входу как раз несли еще двоих раненых, но народу там хватало, нашей помощи не требуется. Сержант, кажется, судя по двум треугольникам, достал из нагрудного кармана пачку сигарет и, протянув сперва своему помощнику, потом мне, спросил:
– Куришь?.. Это правильно, вредная привычка. А я закурю, – выпустив облачко дыма в небо, он внезапно спросил у меня: – Как думаешь, это война?
Надо сказать, вопрос выбил меня из колеи своей логичностью. Я осмотрелся, пнул осколок авиабомбы, что валялся под ногами, и широко развел руками, указывая на то, что царило вокруг, с иронией спросил:
– А что, есть другие версии?
– Значит, война, – сплюнул тот и с тоской и каким-то странным непониманием пробормотал: – Договор же у нас о ненападении, как же так?
– Да ладно, Ваня, наши сейчас так вдарят, пух и перья полетят от немца.
Заметив, как я хмыкнул на эти слова помощника милиционера, сержант на меня покосился и сказал с вопросительной интонацией:
– Что-то я не заметил, что начавшаяся война тебя ошарашила или выбила из колеи. Что-то ты слишком спокойно все воспринял.
– А что такого? Ну, война, ну, смерть вокруг. Дело привычное.
– Воевал, что ли? – прищурив один глаз, спросил сержант.
Подумав, я кивнул:
– Финская, от начала до конца. Младшим сержантом закончил, наводчиком зенитной пулеметной установки в стрелковой дивизии.
– Такой, что ли? – указал сержант на две подвывающих моторами «полуторки» со счетверенными пулеметами в кузовах и расчетами. Одна машина встала у здания вокзала, расчет тут же стал готовить оружие к бою, другая проехала дальше и завернула за угол. Где встала, мы уже не видели.
– Не-е, у нас ДШК были. Семь штук в батарее. Причем я попал на экспериментальный образец. У наших бронекатеров такие, на корме стоят. Спаренные зенитные пулеметы, ДШКМ называются. Вот и нам достался такой на зенитной треноге. Тяжелый, зараза, позицию менять умаешься, но работал как часики. Финны счастливы были, когда его голосок слышали, никогда у них без потерь не обходилось, если он стрелял. Мы ему прозвище дали «Мясорубка».
– Много самолетов посбивали?
– Да мы их и не видели, так повезло. Пару раз пролетали в стороне, да их наши соколы отогнали. Нет, наши командиры использовали нас на преодолении линий заграждения. Мы по амбразурам дотов били, чтобы пехоту поддержать и погасить огневые точки. За три месяца у нас из расчета трое выбыли, кто по ранению, кто погиб. Тут выяснилось, что я могу вести снайперский огонь, все пулеметы в дотах замолкали, когда я вел на подавление, так и оставили наводчиком. Даже звание присвоили, но это перед окончанием войны было.
– Не молод для финской-то?
– Да мне семнадцать было, когда она началась, – хмыкнул я. – У соседа документы украл, он на два года старше, и пошел добровольцем. Семье не сообщал, меня, оказывается, пропавшим объявили, милиция искала. Я же не сообщал, где я, не хотел, чтобы домой вернули. Правда, что воевал, так и не сказал, соврал, что на юга ездил. У мамы сердце больное было, беспокоить не хотел. Зря только, все равно чуть позже отошла.
Мой печальный вздох совпал с еще одним взрывом на станции. Там постоянно что-то взрывалось и горело. Нас защищало старое кирпичное строение, которое закрывало от взрывной волны, поэтому лишь в очередной раз тряхнуло, отчего сержант выругался. Рассказывая эту историю, я отслеживал реакцию обоих слушателей. То есть просто тренировался на них. Про финскую я знал чуть больше, чем про отечественную, почитывать любил, особенно альтернативную историю, но фанатом не был. Мне как-то попалась книга про финскую войну, прочитал, что-то закрепилось, вот и выдавал дозированно информацию. Кстати, если кто-то думает, что я могу вспомнить все из своей прошлой жизни, то разочарую, с такой проблемой я не раз сталкивался, это одна из моих тайн. Один из минусов переселения в новое тело. Обычно как, ставят человеку сеть, и та помогает ему вспомнить даже то, что он давно забыл. Как первую книгу читал, как болел в детстве – ну все. Со мной тоже такое могло быть, если бы это тело не было у меня вторым, так что то, что я помнил перед переселением, у меня осталось, а если я что-то знал, но забыл, ожидать озарение-воспоминание не стоит, не вспомню, так как это воспоминание осталось в прежнем теле.
