– Спал как ребёнок, – довольно сказал он. – Правда, не мой ребёнок, а какой-нибудь чужой. Максимка спит плохо.
– Нужно его купать в валерьянке, – подумав, посоветовал папа Андрюша.
– Кому валерьянки? – выползла из-под одеяла Саша. А через секунду с чердака спустился озверевший от петушиного крика Иван.
– Интересно, на какой день, месяц или год я привыкну к этой пытке? – пробурчал подросток.
– Вставайте, вставайте, ваш профессор уже приехал, – сказал папа Андрюша невыспавшимся дачникам.
– Как? – спросил ошарашенный Иван, прекратив растирать отдавленную фонариком руку. – Ещё только шесть утра!
– Видимо, на ночной электричке, – предположил папа Миша.
– Его Никита предупредил! – сморщился от досады Иван. – Они сейчас курган засыпят – и конец всем доказательствам.
– Никита никого не предупреждал, – не согласился папа Андрюша, – они опять с Валерой всю ночь провели вместе. Правда, за руки уже не держались. Но следили друг за другом пристально. И ночевали в этот раз у Никиты.
– А ты откуда знаешь? – заинтересовалась мама, наливая в чайник воды.
– Раиса Рамуиловна сказала, – беспечно ответил папа. – Когда в пять утра Кошмар вернулся с охоты и принёс в зубах Прокопа, я решил поскорее отдать его старушке. Пока он ещё жив…
– Что ты натворил! – сердито посмотрела на папу старшая дочь.
– Что? – испугался тот.
– Во-первых, ты лишил нас вкусного куриного супа. Во-вторых, ты лишил нас чудесного утреннего сна…
В подтверждение Прокоп опять заголосил, взлетев на забор и хлопнув себя по бокам крыльями.
– В-третьих, – сурово продолжила мама Лена, – я, конечно, не собираюсь допытываться, сколько времени ты провёл у этой почтенной дамы, но что ты после этого не стал ложиться – это я помню.
– А ты пробовала спать с тобой на полуместной кровати! – возмутился папа Андрюша, уступивший свою постель папе Миши, и, помолчав, добавил уже гораздо смиреннее: – Впрочем, наверное, пробовала… Зато я для вас все новости узнал. Почти одновременно с Раисой Рамуиловной…
И все обитатели шестого домика, исключая Дашу со Стасей, игнорируя мамы-Ленины доводы относительно умыться и покушать, отправились к Тополиной даче.
Походив минут пять у закрытой калитки, вся толпа двинула обратно. Бердюгин-Хамской из домика не вышел.
– Замёл следы и спит спокойненько, – пробормотал Иван. – А мы как дураки в шесть утра…
– Ничего, от нас не уйдёт, – успокоил его Валера, выйдя из ельника, откуда вёл наблюдение за дачей. Валера выглядел совсем не как романтичный герой, выслеживающий в засаде преступника. Тёмные очки, тёплые дяди-Никитины штаны и знакомая коричневая шуба не украшали молодого человека.
– Холодно очень, – заметив удивлённый Сашин взгляд, объяснил аспирант. – Никита маску предлагал, чтобы голова не мёрзла, но я отказался. Вдруг какой охотник мимо будет проходить…
Хозяин Тополиной дачи, действительно, от них не ушёл. Отоспавшись после тяжёлой поездки с уфологами на Чёртов поворот, что у Ачита, он часов в десять утра вышел на крыльцо и потянулся. Ничего не подозревая, он осмотрел тополь, как делал каждый свой приезд на дачу. Огромное старое дерево с корявыми корнями его не радовало, а скорее раздражало. Оно так основательно обхватывало корнями землю и с такой лёгкостью держало на ветках небо, что, казалось, сруби тополь – земной шар развалится, а небо шлёпнется вниз.
Пожилой черноволосый мужчина сошёл с крыльца и направился к тополю. Ему хотелось оторвать от тополя лист или сломать веточку и убедиться, что дерево не вздохнёт, не ойкнет. Но он знал, что дереву будет больно.
– Мне тоже несладко, – тихо сказал он. – И я не могу стоять и молчать.
И вдруг хозяин наткнулся на яму. Он замер, поднял взгляд от земли и осмотрелся.
К калитке Тополиной дачи спешил Никита.
– С приездом! – крикнул он. – У нас тут ЧП, сами посмотрите.
Хозяин заглянул в яму и, подождав, когда сторож подойдёт поближе, негромко спросил:
– Это кто-то видел?
– А то, – кивнул Никита.
У забора стояла добрая половина дачного посёлка. А вернее, Сергеевы с Лапшовыми и бабка Терёха. Если бы хозяин посмотрел на тополь, то заметил бы ещё двух мелких девчонок, копающихся у корней дерева.
– В чём дело? – сурово спросил хозяин.
– В этом холме – какая-то древняя могила. Люди говорят, – сказал Никита.
– Неужели? – удивился хозяин и обратился к Раисе Рамуиловне. – Почему вы мне об этом не сказали, когда продавали дачу? Я совершенно не намерен жить на кладбище.
– Побойся Бога! Откуда я знала! – заверещала старуха. На всякий случай она отошла подальше, но так, чтобы ничего не пропустить.
– Сергей Васильевич, ещё тут есть такая претензия, – несколько робко сказал Никита, – будто ваша настоящая фамилия того, не Хамской, а этого, другая… И будто вы… э-э, научно выражаясь,… лысеус-плешивос. Я сразу подумал, может, конкуренты чего разведать хотят…
Хозяин покраснел. Он осмотрел всех наблюдателей и, кажется, поморщился, ненадолго задержав взгляд на папе Мише.
– Я понимаю, – негромко сказал он, – что человеческое любопытство, как и глупость, не имеет границ. И, естественно, очень подозрительным вам кажется то, что я не копаю, не пропалываю и не удобряю свой холм. Хорошо. Я объясню. Я не настолько богатый человек, чтобы снимать офис в городе. Поэтому заказы по оформлению коттеджей, саун, кабинетов, ресторанов я делаю здесь. Помогает мне многоуважаемый Никита Иванович. Рядом с дачей есть необходимый для работы материал: древесина, камни, из которых готовятся эскизы. В городе мне пришлось бы за это платить.
Хозяин Тополиной дачи внимательно обвёл взглядом озадаченных дачников и душевно поинтересовался:
– Я объясняю понятно? Может быть, кому-то захочется ещё узнать, почему я не пью на завтрак кофе, а только сырую воду? Или вас интересует, почему я не стригусь, как вы все, а предпочитаю ходить с длинными волосами? Не стесняйтесь! – почти крикнул мужчина.
– А про захоронение я ничего не знал. И я обязательно сообщу об этом историкам. Думаю, это им пригодится больше, чем мне, – уже спокойно закончил свой монолог хозяин, повернулся и пошёл к домику.
– Я так и знал! – прошептал Иван. – Ну какой идиот разоблачает без всяких доказательств. Отпёрся – и дело с концом.
Дядя Никита стоял у ямы грустный.
– Обидели хорошего человека, – сказал он. – Подумаешь, кости в дупле. Они там двести лет, может, лежат.
– Мне кажется, – сказала мама Лена, – что мы должны извиниться. И больше на эту дачу не приходить.
