Карломан ушел вслед за матерью, а Ротхайда осталась на берегу. Присела на скамейку, установленную тут для удобства, и долго рассматривала монету. Потом, отложив ее в сторону, порылась в своем объемистом кошеле. Достала синюю стекляшку – кусок витражной мозаики, который ей подарил аббат Фульрад из Сен-Дени. Она любила такие вот забавные цветные вещицы.
Сощурившись, поглядела сквозь стекляшку на солнце, реку, деревья вокруг и свою скамейку. Только сейчас Ротхайда обратила внимание, что неведомый шутник нацарапал на доске с краю защитную формулу из трех рун – «ансуз», «лагуз», «уруз». Надо полагать, намекал, чтобы чужие здесь не рассиживались.
Монета, которую девушка положила на лавку, оказалась точно посередине надписи – на руне «лагуз», означавшей «вода». И что-то с ней, монетой, было не так. Сквозь синее стекло чудилось, что бороздки на серебре наполняются светом – но не привычным, солнечным, а другим, незнакомым, похожим на мерцающие чернила.
Ротхайда убрала стекло и еще раз изучила денарий. Но наваждение не уходило – теперь даже невооруженным глазом она видела темный свет. Мелькнула мысль, что осколок от витража лишь помог ей должным образом присмотреться, подсказал, как разглядеть очевидное.
Но еще больше Ротхайду поразило другое.
Монета, лежавшая на руне «вода», покрылась капельками росы, а доска под ней пропиталась сыростью.
Глава 15
Генрих читал еще долго. О том, как Ротхайда несколько дней подряд экспериментировала с чернильным сиянием. Как собирала его по крохам, пытаясь разгадать свойства. И как сумела, в конце концов, его приручить.
Ее открытие было, по сути, чистым везением, удачным стечением обстоятельств. Во-первых, подвернулся подходящий носитель – кусок серебра с бороздками, тот самый денарий от брата Карла. Во-вторых, подействовал рунный символ, подсказавший свету задачу: знак воды заставил металл намокнуть. И, в-третьих, рядом оказалась сама Ротхайда – обладательница мощнейшего природного дара, благодаря которому процесс вообще запустился.
Да, вот они, три кита, на которых держится светопись: материал-носитель, формула, дар.
Потом, конечно, стало понятно, что в этом новом искусстве (как, впрочем, и во всех остальных) имеется куча тонкостей и подводных камней. К примеру, качество обработки носителя – рифление металла, насечки на дереве, татуировки на коже – влияет на результат. А для формул совершенно не годится латынь – чернильный свет подчиняется только рунам.
И самое главное – свет закрепляется на обработанной поверхности лишь в том случае, если на него смотришь. Он будто актер, который не существует без зрителя. Именно это свойство вызвало наибольшее удивление, а многим показалось откровенно мистическим. За века, что прошли со времен Ротхайды, были высказаны десятки, а то и сотни гипотез на этот счет (зачастую откровенно бредовых), написаны груды философских трактатов, но внятного объяснения так и не прозвучало.
Практический же вывод состоял в том, что при отсутствии «чернильного» зрения можно сколько угодно кромсать металл и каллиграфически выписывать формулы – толку не будет. И наоборот – при наличии сильного природного дара ты сумеешь удержать свет, даже если плохо знаешь рунную грамоту, а носитель исцарапан коряво. Но в идеале, конечно, светописец должен соединять в себе одаренность и образованность – вот тогда эффект по-настоящему впечатляет.
Откуда берется чернильный свет? Какова его физическая природа? Людям это неведомо – он просто-напросто существует, пронизывая весь мир и оседая темными брызгами.
Поначалу, впрочем, даже сам факт его присутствия в ойкумене держался в строжайшей тайне. Ротхайда поделилась своим открытием только с матерью, и та моментально смекнула, какие открываются горизонты. Вдова тоже попыталась увидеть загадочное сияние – и у нее получилось!
Мать отправила дочь с этим известием к Карлу, а Карломану рассказала обо всем лично. Теперь оба молодых короля были в курсе, и мать убеждала их – особенно младшего – действовать сообща.
Она говорила, что судьба дает франкам невероятный шанс, и сейчас нельзя размениваться на личные дрязги. Карломан слушал. Неизвестно, как эти аргументы подействовали бы на него прежде, но недавнее объяснение у реки не прошло бесследно. Нет, он, конечно, не воспылал образцовой братской любовью, но воевать все-таки предпочел бы не с Карлом, а с ненавистными соседями за границей.
На ту же тему размышлял и сам Карл, увидевший умения Ротхайды и прочитавший письмо от матери.
Как выяснилось, дар в их роду передавался по женской линии – сыновья Бертрады, к вящему сожалению последней, были его начисто лишены. Но это не мешало им строить далеко идущие планы.
Что даст темный свет на практике?
Будучи воинами, братья-правители мыслили в предсказуемом направлении. Им грезились клинки, которые не ржавеют и пробивают любой доспех; щиты, способные выдержать сколь угодно мощные удары; стрелы, улетающие за милю и бьющие точно в цель…
Не то чтобы фантазия этим исчерпывалась – просто братья быстро убедились на опыте, что возможности светописи небезграничны и зависят от мастера, который ею овладел. И, разумеется, от количества таких мастеров.
Значит, нужно искать других одаренных.
Проверили самых верных людей из окружения обоих монархов – безрезультатно. В среднем на тысячу человек приходится один с даром, но тогда об этом еще не знали.
Масштабы поисков расширялись. Придворных, солдат и даже простолюдинов заставляли смотреть сквозь синие стекла на деревянный брусок с насечками и описывать свои ощущения. Народ гадал, зачем это нужно. Короли не снисходили до прямых объяснений. Имелась, впрочем, неофициальная версия, согласно которой ищут особо зорких для какой-то секретной, но очень почетной миссии. Звучало вполне бредово – вражеские шпионы усиленно чесали в затылке, прикидывая, не свихнулись ли братья-короли.
В течение лета свет разглядели шесть человек. Их сразу же изолировали и, приставив специалистов по начертанию рун, засадили за опыты. Поиски продолжались.
Спустя год Карломан заболел и слег – это была какая-то неизвестная лихорадка. Лекари только разводили руками и говорили, что на все воля божья. Больной впал в забытье, и мало кто верил, что он очнется. Лишь мать не пожелала сдаваться. Она, сопровождаемая Ротхайдой, вошла в комнату к сыну и выгнала всех сиделок. В руке у нее был нож.
Еще через пару дней Карломан поднялся с постели. Он явно шел на поправку, хотя был пока очень слаб. И постоянно морщился из-за того, что саднили свежие порезы на коже. Король стал первым человеком в истории, испытавшим светопись на себе в буквальном смысле этого слова.
Весной 773 года братья вместе выступили в поход против лангобардов. Особый страх на врагов наводила франкская королевская гвардия. Она состояла из отборных бойцов, которые, по словам очевидцев, были буквально неуязвимы, будто колдун заговорил их доспехи.
Потом историки много спорили, как все могло сложиться, если бы Карломан не выжил, а Карл действовал бы один. И как далеко продвинулись бы франки в своей экспансии, не помоги им чернильный свет. Но факт остается фактом – братья жили и правили еще долго, почти полвека. Младший умер в 822 году, пережив старшего на пять лет. К тому моменту их империя простиралась до Одера, а зависимые земли – до Вислы.
