Не знаю… Может быть, Алешка и есть дитя асфальта. Не знаю… Но, по-моему, он какое-то «всех-нее» дитя. Ему везде уютно и интересно. Есть такой цветочек – забыл, как он называется, так этот цветочек одинаково счастлив и среди друзей на лугу, и в горшочке на окне. Лешка легко и мгновенно находит общий язык и с незнакомыми людьми, и с чужими животными. Полаять с собаками, поквакать с лягушками, занудливо позудеть комариком, потрепаться с новым человеком – его любимые занятия. Но и техника его слушается, он с ней дружит. Правда, как-то по-своему. Один раз, помню, он вздумал починить старинные часы. Ходики такие древние, деревенские; циферблат в виде кошачьей мордочки. Папа эти часы очень любил, еще со времен своего детства, но ни в одной мастерской их так и не смогли починить. Не хватало современным часовщикам умельства, чтобы закачался и застучал маятник, чтобы забегали туда-сюда озорные глазенки на кошачьей мордочке, чтобы правильно пошли по своему кругу фигурные стрелки.
Алешка смело разобрал часы, что-то там подогнул, даже молотком со всей дури ахнул и снова их собрал. На столе остались лишние детали… Но часы пошли. Они идут до сих пор у нас на кухне. Качается и стучит маятник, ожила кошачья мордочка, движутся по кругу стрелки.
Вот так же и его самолеты… Тяп-ляп – и готово. Первая турундыка поездила взад-вперед, но не полетела – ни вверх, ни вниз. Гидросамолет был почему-то отсрочен, а на свет появился то ли вертолет, то ли автожир по имени «Кощей». Тоже почему-то.
Но если первый «Лебить» был хоть и очень отдаленно, но все-таки похож на самолет, то нынешний Лешкин «Кощей» просто мог напугать своим видом нервного человека.
Вот представьте. Лодка-байдарка, над ней – огромный винт из двух зонтов, а впереди еще один, поменьше, из одного зонта. Алешка мне объяснил:
– Один винт кручу ногами – лечу вверх, второй кручу двумя руками – лечу вперед. Хочешь покажу?
Конечно, хочу!
– Мам! – крикнул Алешка, забираясь в Кощеево нутро, – от меня какая-нибудь польза по хозяйству нужна? Нет? Тогда я полетел.
– Полетай, голубчик, – мама выглянула в окно, – но не очень долго, а то обед простынет. До экватора и обратно.
Две педали Алешка завертел ногами – закрутился у него над головой большой винт. Две другие педали – руками, маленький винт заработал.
Получилось здорово. Аж листья у берез зашелестели, аж диван загудел. Но «Кощей» даже не дрогнул. Алешку это нисколько не смутило. Он вылез из самолета и сказал:
– Ладно, в другой раз полетаю. Мне сейчас все равно некогда, надо к дядьке Кощею сходить.
Я чуть не сел на наш ревучий диван. Но все оказалось очень просто. Тот самый кузнец, новый Алешкин друг, и есть дядя Кощей. В его честь и назвал Алешка свое новое страшилище.
Этот дядька действительно был похож на сказочного Кощея. Только маленького. Безобидного такого. И даже доброго. У которого отобрали его зловредную иглу в яйце и сдали в музей сказок.
Он такой худенький, что даже через рубашку видны все его кости. Но руки у него очень сильные. Жилистые такие, хваткие. Потому что он самый настоящий кузнец. У него даже фамилия «кузнецовская» – Ковалев. Оказывается, по-украински, Коваль – это кузнец, Лешка мне все это рассказал. И он целыми днями пропадал на краю деревни, в его кузнице. Из нее идет черный дым и слышится задорный звон металла по металлу. Одна местная бабка мимо кузни ходит всегда с опаской и крестится на ходу. Она говорит, что издавна в кузне живут черти и всякая другая нечистая сила. И я бы ей поверил. Особенно когда видел, как дяденька Кощей, в черном фартуке, с голыми жилистыми руками вызванивает на наковальне молотком какую-нибудь замысловатую, рдеющую огнем железку. И как чумазый чертенок Алешка, пыхтя, качает отполированную рукоять мехов, раздувает в горне огонь.
Этот Кощей, он просто волшебник. Добрый и умелый. Один раз он у нас на глазах выковал из черного железа настоящую розу! С лепестками и листочками. И с колючками.
Он и Алешку начал было приучать к своему мастерству. Но у Лешки был свой интерес: новый воздушный винт для турундыки и обещанный за помощь старенький велосипедный моторчик. Это я так думал. А Лешка думал совсем по-другому. Ни за что не догадаетесь. Турундыка турундыкой, а украденные картины нужно разыскать. И надавать ворам по тыкве.
Но при чем здесь коваль Кощей? Оказывается, очень даже при чем. Неприятно об этом напоминать, но он когда-то сидел в тюрьме. И знаете, за что? Он состоял в преступной группировке, которая занималась… кражами картин. Из музеев и из частных коллекций. А потом эти картины переправляли за границу.
У этого Кощея Ковалева была очень ответственная задача. Ведь на границе внимательные таможенники не пропустят ценные картины, нужно их как-то обмануть. Иногда для этого какой-нибудь художник малевал поверх оригинала какой-нибудь пейзажик для маскировки. А за границей опытные реставраторы осторожно снимали верхний слой краски, и картина великого художника представала в своем первозданном прекрасном виде. Но опытные таможенники просвечивали специальными приборами подозрительные картины и обнаруживали «маскировку». Кроме того, при ее расчистке оригинал подвергался опасности повреждения.
И вот этот Ковалев, – а у него очень золотые руки, – аккуратно вынимал картину из рамы, накладывал на нее холст с какой-нибудь работой неизвестного художника и этот «бутерброд» опять вставлял в раму.
Несколько раз у этих жуликов такой фокус проходил, а потом они все попались. И Кощей Ковалев тоже. Но он сильно раскаялся, признал себя виновным и очень помог следствию. И поэтому скоро вышел из тюрьмы и занялся честным трудом.
Это мне все Алешка рассказал. А потом спросил:
– Ты все понял, Дим?
Я ответил честно.
– Эх ты! Ведь все очень просто! Эти картины, который Корягин нарисовал, специально скрали. Ими, Дим, будут Шишкиных маскировать.
Тут до меня кое-что дошло. Не дошло только то, почему эти жулики не похватали их вместе с шедеврами прямо в доме, а полезли за другими в подвал.
– Элементарно, Ватсон. – Алешка рассмеялся. – Ведь милиция будет искать картины по списку. А в этом списке подвальных картин нету. Все понял?
Конечно! Еще как! Но оказалось, что я ничего не понял. Потому что Алешка вдобавок сказал:
– Завтра, Дим, делай хорошие бутерброды: поедем в поход.
– Зачем?
– За картинами. Я знаю, где они спрятаны.
Вот это фишка!
Вечером Алешка пришел из кузни с подарком для мамы. С корзиночкой, в которой из земли торчали какие-то стебельки.
– Рассадник, – объяснил он деловито. – Флёксы, петюнии, настюрции.
У мамы сделались большие глаза, и она его терпеливо поправила:
– Так не говорят, Алексей. Говорят: рассада, флоксы, петунии, настурции.
– Это у вас так не говорят. А у нас так говорят.
