Люд Пскова стянулся к церкви, и образовалось их там великое множество. Все они желали отдать жизнь за свой город.
– Встань, славный князь, с колен, – обратился игумен Исидор к Довмонту, – возьми меч и опоясайся им. Не бойся врагов твоих и смело стой на защите города нашего. Все те, кто не сможет взять в руки оружие, будут молиться безостановочно, чтобы вы смогли на стенах выдержать удар ливонцев. Спасибо тебе, князь, что не оставил наш город и в этот смертный час стоишь с нами.
Игумен Исидор взял меч князя Довмонта, освятил его и подвязал им славного князя.
Довмонт вышел из церкви и предстал перед псковичами. Князь обнажил меч. Сквозь затянутое тучами небо промелькнул лучик солнца. Обычно такие лучики растапливали первый снег, который выпал утром. В этот раз луч солнца сверкнул о меч.
– Псковичи, вы знаете, что я не вру никогда, а поэтому скажу вам честно: ливонцы значительно сильнее нас. Если кто-то не может отдать жизнь свою за Отечество, того не держу. Без помощи Новгорода мы все найдём в этом бою только смерть. Те же, кто останется, пусть наденут на себя самую толстую куртку, возьмут топор или иное оружие и, как положено, встанут в улицы свои или сотни, а сотни пусть станут наподобие новгородским силам в концы. Все мы будем стоять насмерть. И пусть даже помощь запоздала – Псков не сдастся без боя. В этом бою ливонцы, может, и смогут одолеть нас, но никогда не должны забыть.
Простые люди слушали своего князя молча. Это были не просто красивые слова. За ними лежало нечто большее.
В эти минуты исчезли все ссоры среди псковичей. Никто не покинул город по своей воле. Даже скоморохи вставали в строй. Юноши, на губах у которых ещё даже не появились первые волосы, брали в руки копья. Седые старики доставали топоры. Весь город встал в строй. Женщины тоже не покинули своих мужей. Всюду готовили котлы, в которых, когда враг приблизится, начнут варить смолу.
Бывалые дружинники, побывавшие с Довмонтом под Раковором и в других походах, подходили к тем, кто впервые взял в руки оружие, и давали советы, как вести себя на ратном поле.
Князь Довмонт был удивлён таким народным единством. Он надеялся собрать ещё тысячу воинов из псковичей, но чтобы весь город встал под копье, он даже представить не мог. Впрочем, князь прекрасно понимал, чем будут отличаться его новобранцы от настоящих воинов, и сильно на них не рассчитывал. Он понимал одно: если город возьмут, то его сровняют с землёй. Псковичи тоже понимали это.
Первый снег в Новгороде
Ядвига проснулась оттого, что к её шее было приложено лезвие клинка. Литовка не видела, кто это сделал, но понимала, что этот человек убьёт её, ни на секунду не задумываясь.
– Вставай, гадина, и князя смотри не разбуди, иначе вас обоих порешить придётся.
– Михэй… Кровопэй…
– Своё коверканье языка оставь для князя, гадюка, со мной разговаривай на родном своём. Я его разумею.
– Что тебе нужно, Михей? Зачем вламываешься ты в мою опочивальню? – спросила Ядвига, прикрывая наготу шкурой.
– Подарок тебе принёс, – сказал Михей и бросил в неё какой-то свёрток, из которого выкатилась голова ребёнка. – Доченька твоя. А сынок тоже у меня. Думаю, ты понимаешь, кому ты должна за всё быть благодарна!
– Тварь! – закричав, кинулась на Михея Ядвига, но тот отшвырнул её. Наместник Юрий Андреевич так глаз и не открыл, посапывая пьяно-дурманным сном. – Верни мне моего сына, дьявол!
– Дьявол не я, а ты, Ядвига, – спокойно отвечал Михей-медопей, – если хочешь, чтобы он прожил ещё, ты сделаешь, что я скажу.
Ядвига расхохоталась.
– Миша… Мой сладенький Миша… Поздно. Псков уже не спасти. А Новгород сам себя сожрёт. Всё! Ты проиграл! Надо было не на Русь ставить, а со мной оставаться. Вместе мы, знаешь, каких дел могли бы натворить?
– Нет, Ядвига, ты плохо понимаешь нашу душу. Пока не умрёт последний житель Пскова, ливонцам он не достанется, а это значит, что у меня ещё есть время. Впрочем, всё зависит от тебя. Если князь Юрий сегодня не выйдет на помощь Новгороду, то в следующий раз я принесу тебе ручку твоего сына и скажу, где я бросил его тело. И ты побежишь туда, чтобы проверить, может ли он ещё выжить.
– Ты дьявол! Ты просто сгоришь в аду! Ты сгоришь в аду, Михей!
– Знаешь, сколько раз я это слышал, Ядвига? Вечером, если воинство Новгорода не выступит на помощь Пскову, ты знаешь, что случится. Ах да, мальчик сильно плакал, когда я отобрал у него вот этого глиняного конька-свистульку. На, возьми на память.
– Сдохьни, убывицьь, тварьььь, мирасььь!!!
– До встречи, Ядвига. Выступит рать, и ты получишь назад сына. Или он тебе здесь будет обузой?
Михей неспешно направился к окну. Ядвига закусила губы и с ужасом смотрела на Михея. Этого человека она боялась как огня. Ближник великого князя вселял в неё ужас. С воем подняла она с пола голову своей дочери.
Ядвига стала гладить головку. Из груди её вырывались хриплые вопли.
– Клянусь, я убью тебя, Михей! Вчера выпал первый снег, клянусь, я убью тебя до того, как выпадет он вновь! Ты умрёшь, детоубивец! Ты умрёшь!
– Как трогательно, Ядвига. Когда я смотрю сейчас на тебя, я вновь и вновь доказываю себе, что и гадюки любят своих детей.
– Я убью твоих детей, Михей-кровопей, и выпью их кровь! Я своими зубами перегрызу им глотку!
– Ты это, голову сама похоронишь, или, может, я её к телу положу? Ты сейчас кто? Язычница или ещё чего?
– Бог один. Я была вынуждена выбрать этот путь, а ты вступил на него добровольно.
– Я служу своей стране, а ты только себе, Ядвига.
– Похорони голову, где и тело. Рать сегодня выступит к Пскову. Но помни, Михей, я отомщу. Ты умрёшь!
– Прощай, Ядвига!
– Ты тот, кто часто прощается и вовсе не уходит! Исчезни, бес! Изыди!
Михей легко выпрыгнул в окно, забрав с собой детскую голову. Ядвига завыла, словно раненая волчица. Нет, слез не было у неё на глазах. Уже давно последние из них пролились. Теперь только вой вырывался у неё из груди.
Княгиня Ксения Юрьевна и новгородские послы
Ксения Юрьевна настолько вжилась в роль княгини, что теперь, глядя на неё, сложно было сказать, что воспитывали её вовсе не для того, чтобы править, а для того, чтобы получать обыкновенные радости жизни.
Княгиня Ксения родила дочку, которую они вместе с Ярославом назвали Любовью. Великий князь Ярослав последние дни часто проводил время на охоте и по нескольку недель жил в своём охотничьем тереме вместе с племянником Даниилом Александровичем, которому исполнилось уже восемь лет, и сыном Святославом.
Прибывших из Новгорода послов возглавлял двоюродный брат Ксении Семён Михайлович. Ксения, безусловно, влияла на политику, которую проводил её супруг. Наверное, поэтому Семён Михайлович и решил встретиться именно с ней.
