Из квартиры, покачиваясь, выходит толстый лохматый Моцарт и слизывает с лестницы белые капли.
А потом мы заходим в эту чужую квартиру, проходим на чужую кухню и пьём чай. Солнце садится, опуская на город оранжевую занавеску.
На кухонном столе стоит ваза, формой похожая на сосиску. Я протягиваю руку, чтобы проверить, сосиска ли она на ощупь.
Мужчина рассказывает о том, что он скоро умрёт и завещает свой труп медицине. Я представляю, как студенты будут резать его на мелкие кусочки, и мне становится не по себе… С Лизой всегда так, что-то в ней есть такое — она кого угодно разговорит и подружится тоже с кем угодно.
Мы и с этим мужчиной потом подружились, его звали Валиком. Мы ещё три раза ходили к нему в гости, пока Валик не умер. Моцарта бабушка хотела забрать к нам, но не успела — он тоже вскоре умер. Не от ожогов, конечно, по другой причине.
— А мне понравилось, — сказала я в тот раз бабушке, когда мы вышли из подъезда и снова стали дышать морским воздухом. — Надо почаще делать ничего.
* * *
— Познакомьтесь, девочки: Валя, это — Наталья Юрьевна. Наталья Юрьевна, это — Валя.
— Здравствуйте, Наталья Юрьевна, — тихо говорю я.
— Привет! Только давайте без этих чайных церемоний. Просто Наташа, ОК? Меня когда по имени отчеству зовут, я себя лет на девяносто чувствую, не меньше! — Наташа улыбается.
Наташа — это новая папина жена. Вернее, не такая уж она и новая. Они вместе уже много лет.
Она очень красивая! Даже лучше Карины, наверное. Хотя у неё короткая стрижка — такая стильная. А фигура просто прелесть! Она меня в два раза худее, а ей, наверное, уже за тридцать. Наташа на мамину старую фотографию похожа, где она в молодости.
— Ты что на меня так смотришь, нравлюсь? — смеётся она.
Я не замечаю, что уже довольно долго пялюсь на Наташины туфли. Не мигая, как в телевизор. Туфли у неё с открытым носком, и видно ногти. Они все усыпаны мелкими блестящими камушками!
— Хочешь, тебе такие сделаем?
Я краснею. Мои пластиковые шлёпки мама купила на рынке за сто рублей. А ногти красить она мне пока не разрешает.
И вообще в папином доме я чувствую себя как рыба об лёд. То есть, на льду — неуютно и как голая. Я первый раз в таком огромном доме. Здесь даже есть колонны, а потолок в прихожей, или как это называется, — в три этажа. Наверху балкон и огромное окно во всю стену, с витражом — как в театре музкомедии.
А ещё у папы с Наташей есть слуги. То есть, прислуга. В саду я видела мужчину в синем комбинезоне — он ровнял большими ножницами кусты. Они подстрижены в виде шаров и конусов, как в английских парках — я в одной передаче видела. А между деревьями висят такие зеркальные шарики — в них всё отражается вверх ногами.
Внутри нас встретила женщина в розовом платье и белом фартуке. В волосах кружевная наколка. Таких несчастных добрых женщин часто показывают в сериалах — мама смотрит и переживает за них. Это, наверное, домработница или горничная, не знаю, как правильно назвать.
Я хотела снять свои шлёпки, но папа прошёл, не разуваясь, прямо в ботинках из крокодила или бегемота. Мама бы ему врезала за такие дела. А Наташа ничего, обняла и поцеловала.
Они красиво смотрятся вместе: он высоченный, а она маленькая, как Барби. И без бороды папе гораздо лучше.
* * *
Вообще-то мама запретила с папой вне школы общаться. Так случайно получилось.
Он повёз меня на собеседование, но оказалось, не на собеседование, а просто отдать документы. Меня приняли без всяких проверок и тестов, это он договорился. А мы с мамой всю ночь готовились к этому ответственному этапу моей жизни. Она меня гоняла по программе шестого класса.
Но директриса на меня даже не посмотрела, только сказала:
— Хэлло! Хау ду ю ду?
Ну я ей и ответила в том же духе.
А потом она всё с папой разговаривала про какие-то пиломатериалы. Он ей обещал привезти вагон и маленькую тележку. Директриса очень обрадовалась.
Школа, кстати, самая обыкновенная, ничего такого сверх. Никаких золотых унитазов — я зашла, проверила. Просто всё супер-мега-новое и чистота кругом идеальная, маме понравится. Ещё бассейн есть и душевые в спортзале. Нас с папой провели, показали. А у нас в деревне физра на улице проходила, даже зимой — чтобы не отапливать спортзал.
Ну и вот. После школы папа спросил:
— Ты голодная? Поехали поедим!
Я думала, мы зарулим в какую-нибудь кафешку, а он меня привёз к себе домой. Я даже не ожидала. Сказал, что Наташа как раз вернулась из командировки. Они с папой, как я поняла, вместе работают.
— А я думала, вы геолог.
— Во-первых, не вы, а ты, — говорит папа. — А во-вторых, я и есть геолог. Мы интереснейшим делом, между прочим, занимаемся — разведываем месторождения полезных ископаемых.
— Да?! — я поражена. — Золота? Или алмазов?
— Бывает, что и золото находим, — улыбается папа. — А вообще, мы на никелевой руде специализируемся. Ты почему не ешь?
— Я ем… Вернее… А что это такое? — кажется, я опять покраснела.
У меня по тарелке размазано что-то розово-зелёное, а вместо вилки с ножом — палочки. И как, извините, ими есть?
— Честно говоря, сам не помню, как эта штука называется. — Папа с серьёзным видом вертит палочки в руках, а потом вдруг бац! — и подкидывает их к потолку. Он хочет их поймать, но палочки падают в супницу — плюх! Брызги во все стороны!
Папа с жалобной миной заглядывает в супницу и говорит:
— Вера, принесите, пожалуйста, ложки!
Мы с Наташей переглядываемся и хихикаем, как две заговорщицы.
Глава 6
Парк Юрского периода
Помню, в деревне нам задали писать сочинение на тему «Недавно я открыл для себя…»
Федоренка написала: «Недавно я открыла для себя секс…»
И всё, представляете? Больше она ничего не написала — только многоточие поставила.
Учительница по литературе влепила ей «двойку». А мама — она наша классная — сказала, что за такое и «кола» много, потому что это безнравственно, и вызвала в школу Федоренкиных родителей.
Мама сказала тогда:
— Ты, Федоренко, мала ещё, чтобы думать о таких вещах.
А она:
— Я что, виновата, что оно само думается? — и ржёт.
У них с её парнем уже всё было, Федоренка сама рассказывала. Она рассказывает, а мне и страшно, и смешно, и противно. Как представлю, что самой скоро придётся этим заниматься — голой! — аж тошнит от страха.
А литераторша, между прочим, тоже хороша. Она у нас на уроках ест пельмени — прямо из баночки.
