— Ты куда пришел? — кричит мне папа. — Ты на рыбалку пришел! «Не насаживается хлеб!..» Это потому, что он черствый. А на бутербродах, — кричит он, — есть свежий хлебушек?
— На бутербродах есть, — отвечает мама.
— Тогда давайте есть бутерброды!.. — говорит папа.
— Вот это хобби — рыбалка! — говорит он, уписывая бутербродики. — Пришли, сели. Это какая река? Москва? А это кто? Утка или чайка?
Вот такой он у меня: живет одной ногой на земле, другой — в небе.
Мы устроились на бревнышке; волны, водоросли, прибой, водяные мухи, сейчас прямо раздевайся, ныряй да плыви.
Садилось солнце. На солнечном диске папиной рукой было нацарапано:
И у нас был такой вид у всех, особенно у Кита, как будто мы разгадали смысл своей жизни.
Все мы инопланетяне на этой земле
Каждую субботу с воскресеньем я надеялся, что папа побудет дома. Мы будем болтаться по улицам, сходим в тир, покатаемся на водном велосипеде…
Но мой папа ничего этого не мог. Все воскресные дни напролет он ходил на курсы изучать летающие тарелки.
Случилось это так. Однажды он выбежал из комнаты и в своих черных кожаных шлепанцах заметался по квартире.
— Люся! — закричал он. — Люся! Где моитуристские ботинки?
— А что за спешка? — спрашивает мама.
— Я уезжаю!
— Куда?
— На Шамбалу! — говорит папа. — Это далекий горный край. Там живут космические пришельцы. Шамбала зовет меня.
— Ты в своем уме? — спрашивает мама.
— Я поливал цветок, — сказал папа. — И я его спросил: «Скажи, есть на свете Шамбала, люди не врут?» — И ОН НАКЛОНИЛСЯ! «А Шамбала меня зовет?» — Наклонился!!!
— Я сейчас врача вызову, — сказала мама.
— Не веришь?! — вскричал папа. — Идем, я тебе покажу!
Мы зашли в комнату, а из папиного шкафа все вынуто, и он на кучки раскладывает ледоруб нержавеющий, наш общий карманный фонарик, термос, чай, кипятильник, зубную пасту и зубную щетку.
Папа близко подвел нас к цветку — к ваньке мокрому на подоконнике, и он спрашивает у ваньки:
— Ваня, Шамбала меня зовет?
Тот не шелохнулся.
— Ну ответь мне, ответь, — стал упрашивать папа. — Ты же мне говорил…
В общем, когда он спросил несколько раз, ванька поклонился.
— Видели? Видели? — закричал папа. — При вас он еще не очень. А когда мы с ним были одни…
— А где это расположено? — спрашивает мама.
— Горы Гималаи, страна Непал, — гордо и свободно отвечал папа. — Я звонил, узнавал: самолет в семнадцать сорок.
— Самолет — КУДА?
— В Катманду!
— Кто тебя там ждет, в этой Катманду? — Мама встала у двери в прихожей. — Ты и языка-то не знаешь. Ни визы, ни валюты… С инопланетянами собирается встречаться! А у самого ум — как у ребенка…
Короче, мы отговорили его. Папа плакал в семнадцать сорок, когда улетел самолет. А наутро взял и записался на курсы изучения летающих тарелок.
Он совсем забросил нас, землян. Он раскрыл сердце космосу. И мы, папины близкие, — я, мама и наша такса Кит — посыпались из его сердца, как горох.
Он смотрел на нас равнодушными глазами, а когда я на даче опился парным молоком, он сказал безо всякого сочувствия:
— Ничего, такова жизнь. Приехал на курорт — погулял — заболел — выздоровел — сел в тюрьму — вышел — женился — поехал на курорт — умер.
Он прекратил добывать еду, позабыл дорогу в прачечную, год не брал в руки веник.
— Я уже не представляю себе папу метущим, — жаловалась мама, — а только мятущимся.
Если он смотрел телевизор и возникали помехи, папа говорил:
— Летающие тарелки пронеслись над Орехово-Борисовом в сторону Бирюлева или Капотни.
Если мама просила его поискать в магазинах носки или ботинки, папа отвечал:
— Я ищу в жизни не ботинки и носки, аконтакта с инопланетным разумом.
— Мы одиноки во Вселенной! — кричала на папу мама. — Мы без конца прощупываем космос и никого пока не нащупали!
А папа отвечал:
— Я смеюсь над тобой, Люся! Над твоими убогими представлениями о мире. Знаешь ли ты, что, когда художник рисовал Ленина, Ленин мечтательно посмотрел на небо и сказал: «Наверняка есть другие существа, обитающие на других планетах, обладающие другими органами восприятия из-за разницы давления и температур!»
На даче в Уваровке у нас украли с крыши трубу, с огорода украли кусты старой черной смородины, из колодца украли ведро. Какие-то жучки съели за зиму полдома…
А папа сидел сложа руки на крыльце и говорил нам, что жизнь на Земле появилась не сама. Кто-то привез нас с иных планет и теперь опекает, как младенцев.
— От обезьян никому не хочется происходить, — грустно говорила мама. — А всем от инопланетян.
А папа думал: попадись ему космический пришелец — хоть в виде мыслящей плесени или океана, краба или инфузории-туфельки, — папа, конечно, вмиг его узнает и распахнет ему навстречу объятия.
— Миша! Миша! — звала мама папу и та кой взгляд давала фиолетовый.
А папа думал; если я встречу представителя внеземных цивилизаций, что спрошу? Откуда вы? Откуда мы? Когда наступит дружба между народами?
А мама то наденет новое платье, то испечет пирог с надписью: «Привет Михаилу!», то свяжет папе варежки. Как-то раз, чтобы обратить на себя папино внимание, совсем остриглась под лысого.
А папа уставится в окно и смотрит на кучевые облака. Небо в Уваровке на закате стоит перед глазами, как горы. С деревьев облетали листья. Такса Кит бегал за окном, обалдев от шуршания листьев. У него ноги короткие, и шуршание близко, под самым ухом. Листья летели и забывали о дереве, — как папа о нас с мамой и Китом.
— Дальше так жить нельзя! — решил наконец папа. — Надо обратиться к космическому разуму через Организацию Объединенных Наций. Я люблю определенность. Я хочу знать: существуют ли инопланетяне?
— Все мы инопланетяне на этой земле, — сказала мама.
Она помыла посуду, повесила фартук на гвоздик и… начала исчезать. Прямо на глазах. Она стала как рисунок, будто невидимая мама была обрисована тонкой линией — лиловым карандашом.
