— Как я попробую? Из трубочки плевать, что ли?..
— Семен Анатольич, дайте ему выстрелить, — попросил Терехов (он был у Барклая любимцем). — Если промажет, мы его голыми ходулями в крапиву…
— Отставить крапиву! — решил Барклай. — А разок выстрелить… хотя и не положено тем, кто в начальных классах, но разок можно. Вдруг барабанщик покажет вам пример…
Зарядили «воздушку», дали Даньке. Он не лег, а устроился в позиции, которая называется «с колена». Тяжелый приклад положил на плечо.
— Прижми к щеке, — сказал Барклай.
— Мне так удобнее…
Ни Барклай, ни мальчишки не знали, что прошлым летом и осенью Данька, поднакопив мелочи, бегал в поселковый тир и там оттачивал снайперское умение. А потом и мелочь не понадобилась. Были в тире упражнения, где при удачном попадании в какую-нибудь хитрую мишень полагался дополнительный бесплатный выстрел. Данька стрелял дополнительно и выигрывал выстрел снова. И так — множество раз.
— Вай, мальчик, ты разоришь мое заведение! — сокрушался владелец тира, горбоносый и заросший черной шерстью дядя Гога. Но сокрушался не по-настоящему. Стрелок ему нравился. Такой тихий, такой смирный и такой меткий! — В Вооруженных силах тебе не будет цены…
Данька не отвечал. Про Вооруженные силы он не думал. В том далеком будущем, когда он вырастет, наверно, уже наступит мир во всем мире. Даньке нравилось стрелять не «в кого-то», а просто целиться и попадать. Ну, например, как в биатлоне.
Данька, разумеется, сбил бумажный комок (делов-то!).
— Случайность, — обиделся Витька Терехов.
— Поглядим, — решил Барклай.
Данька сделал еще одну «случайность»… Потом еще восемь раз. И Барклай спросил, не хочет ли юный барабанщик в «Снайперы».
Данька, ясное дело, хотел.
Барклай тут же включил его в список и выдал матерчатые красные погончики, которые можно было надевать поверх тех, что на форменной рубашке барабанщика. Сказал, что Данька станет участником «Зарницы», хотя заниматься стрелковым делом в таком возрасте не разрешается.
— Конечно, нарушать уставы не положено, однако, я думаю, мы сумеем убедить комиссию.
Данька стеснялся носить погончики постоянно, однако перед стрелковыми занятиями обязательно надевал. До поры до времени друзья (кроме Эльфа) не знали, что Данька — «снайпер». Но вот сегодня…
В последние дни перед летними каникулами все классы учились во вторую смену. Дело в том, что в школе поспешили затеять ремонт, а ремонтные бригады соглашались работать лишь с утра до обеда: «У нас такой график…» Ну и ладно. А по утрам проводились на краю стадиона и в соседнем сквере всякие репетиции и тренировки перед «Зарницей».
В злополучный для Даньки день Барклай сказал, что пора учиться стрелять не по бумажным шарикам, а по настоящим мишеням. Кнопками пришпилил к забору белые квадратики с черными фигурками. Казалось бы, ничего особенного, но фигурки были человечьи. Силуэтики по пояс, в касках.
Данька потоптался на стрелковом рубеже и положил ружье. Сказал вполголоса:
— Не… я не буду…
— В чем дело? — удивился Барклай. Сначала без сердитости.
— Можно, я лучше по шарикам? — прошептал Данька.
Барклай не терпел детских капризов. И всякую там психологию в отношениях с детьми не признавал. Он признавал только отношения между командиром и подчиненными. Он спросил снова, с железной ноткой:
— В чем дело?
— Там люди нарисованные… Я не хочу в людей…
— Что за бред?! Какие люди?!
— Вон те, на бумажках… — И Данька повторил еле слышно, однако различимо в наступившей тишине: — Я не буду по людям. Это плохая примета.
Барклай вспылил не сразу. Несколько секунд он пытался уложить Данькины суждения в свои прямые извилины. Потом выговорил с придыханием:
— Примета?.. А если нападут на родину враги, тоже не будешь стрелять? Тоже примета?
Данька глянул Барклаю в лицо. Тот, видимо, ничего не понимал. Данька объяснил громче и уверенней:
— Если враги, буду. А сейчас ведь не враги. Можно наворожить беду…
— Ты кто? Сектант? Или трус?
Данька не знал, кто такой «сектант». А трусом он, при своем тихом характере, все же не был. Поэтому сказал снова полушепотом, но без боязни:
— Можно, я лучше по шарикам?..
Барклай все еще сдерживал командирское негодование.
— Ты… Тебе оказали доверие. Я ради тебя пошел на нарушение правил. А ты…
Данька не знал, что возразить. Он просто пожал плечами. Красные погончики вздернулись, как живые крылышки.
А «снайперы» ждали. И Барклай ощущал это ожидание. Из щуплого третьеклассника исходила зараза неповиновения. Нужны были по-армейски решительные меры.
— Ты исключен из стрелковой команды! — гаркнул ОБЖ. — Пошел отсюда!.. Постой! — Он шагнул к Даньке, сдернул с него лоскутные погончики. Они держались слабо, оторвались легко. Барклай сунул их в карманы галифе, а потом рванул с форменной рубашки барабанщика георгиевскую ленточку. — Теперь убирайся!
Погоны — это ладно! Пусть! Но ленточка — она же награда! Эти награды, полученные от ветеранов, барабанщики носили до сих пор!.. Какое он имеет право!
— Отдайте! — Данька вцепился в волосатое запястье повыше часов. — Это не вы давали! Она моя!..
Барклай отмахнул от себя нахального пацаненка, тот отлетел легко, как бумажный шарик. Упал навзничь, вскочил. Кинулся снова. Но его ухватили за локти Витька Терехов и еще один «снайпер» — пухлый и пыхтящий от усердия.
— Отведите этого психа к завучу, — велел Барклай. — Пусть запрет где-нибудь. Я приду и разберусь…
Как будто кто-то смеет его запирать! Данька вырвал из потных пальцев локти, кувыркнулся назад и побежал от стадиона к школе. Кажется, за ним не гнались.
Данька не замечал, что плачет на бегу, не вытирал щеки. Поэтому тонкие полоски от слёз оставались очень заметными среди якорных веснушек.
Маша выслушала Даньку и позвонила Маку.
— Разве можно так с теми, кто маленький?
Мак считал, что нельзя, и позвонил Миру.
Мир примчался на велосипеде к школе с Крылатым Эльфом на багажнике, встретил его по дороге и прихватил с собой. Маша пересказала Данькину историю. Тот все еще изредка всхлипывал.
— Дань, а что за примета? — осторожно спросил Мир. — В самом деле есть такая?..
Данька прислонился животом к велосипедной раме, позвякал звонком, стер наконец слезы и объяснил:
— Я недавно кино смотрел про борьбу с террористами. Там была специальная спецназовская группа, в нее записалась одна девушка. Она все так хорошо делала, всякие приемы карате и вообще… И стреляла лучше всех. Только, если на мишени человек, не могла попасть. Командир начал на нее орать, а она говорит: «Не могу, потому что кажется — если попаду в нарисованного, где-то погибнет настоящий. Непонятно какой — плохой или хороший, мы ведь не знаем…»
