А сын, паразит такой и неблагодарный тип, не оценил усилий, «не пожелал»! Да еще хамил и выпускал шипы!
— Я положила на это дело столько сил!..
— И денег… — вставил Игорь.
— Да! И денег! А ты думаешь как?! На этом свете что-то дается даром?
— Морские путевки даются даром, если тому, кому следует, а не по блату… Жаль, что не знаю того пацана, которому ее готовили…
— А я знаю, — с непонятным ехидством сообщила Капитолина Марковна. — Это некий Мирослав Рощин из сороковой школы, любимец публики, гитарист и победитель всяких конкурсов. Мальчик, в тысячу раз заслуживший путевку больше, чем ты. Но из предварительных анализов стало известно, что он не пройдет по состоянию здоровья…
— Врешь! — с полной уверенностью сообщил Игорь. — И ты врешь, и те, кто делал анализы, врут… Во сколько тебе это обошлось?
— Не твое дело! Вот когда будешь сам зарабатывать, тогда считай!
— А я не буду зарабатывать так, как вы, которые живут ради денег. Я вот сколько раз уже думал: зачем вам такие капиталы? Ну купите еще одну виллу на Кипре, еще одну самую модную иномарку, а дальше что? Еще и еще?
— Деньги затем, чтобы кормить таких лоботрясов, как ты! Чтобы не сохли от голода, как твой папаша!
— А я не засохну. Мне много не надо… — У Игоря защекотало в глазах от горькой беспощадности к себе. — Я как Шерлок Холмс. Он говорил доктору Ватсону: «Мне надо совсем немного — кусок хлеба и чистый воротничок…» На горбушку как-нибудь заработаю, а воротничок… в крайнем случае Шурик постирает…
— Чтобы я больше не слышала об этой мерзавке! Она такая же, как ты!
— В точности такая же. Недавно сказала про тех, кто нахапал прибылей и продолжает хапать: «Куда им столько? Я бы им посоветовала знаешь что? Пусть накроют посреди столичных площадей дорогие столы, выложат на золотые блюда миллионы пачек ассигнаций, расставят кувшины с кетчупом, польют им эти пачки и жрут, жрут, жрут…»
Капитолина Марковна размахнулась…
Она была женщина «крупной весовой категории». Игорь тоже не щупленький, упитанный, круглощекий, но перед мамашей — букашка. От ее затрещины он полетел навзничь, застрял между подставкой телевизора и креслом.
Кукушка старинных напольных часов (купленных ради «гармоничности интерьера») перепуганно «квакнула» четыре раза. У Игоря гудело в ушах. Он полежал с минуту. Потряс головой, поднялся на локтях. Мать смотрела выжидательно. Игорь встал.
— Ну и ладно, — выговорил он. — Все выяснили до конца. — И стал собирать сумку.
— К папаше собрался, — догадалась Капитолина Марковна. — Давай-давай. Там тебе будут рады…
Родители Игоря уже лет десять не жили вместе. Но официальный развод так и не оформили. Мадам Густорожская не хотела портить репутацию слухами о семейных скандалах. А отец Игоря относился к этим делам в соответствии с формулой: «А шли бы вы все…» Он был музыкант, играл на разных инструментах (а лучше всего на аккордеоне), считался в кругу знакомых большим талантом, но в своей профессии не преуспел. Выступал иногда на концертах с малоизвестными группами или играл в ресторанах — в не самых модных. Мелодии его были просты, но посетители их любили, особенно ветераны и пенсионеры, не очень согретые жизнью. «Андреич, давай „Прощайте, скалистые горы“»! «Ну-ка, вспомним „Прощание славянки!“» «Константин Андреич, сыграй „Ночь коротка…“» Бывало, что к ночи набиралось в старой фуражке, лежавшей на краю оркестрового помоста, немало скомканных денежных бумажек. В общем, на жизнь в обшарпанной комнате старой коммуналки хватало. Много ли надо? На завтрак можно заварить «Доширак», на обед — сухие щи из пакета, а вечером перекусить в забегаловке, где играешь. Тем более что Константин Андреевич почти не пил (так, изредка рюмочку за компанию с приятелями). Он считал, что глупо заливать алкоголем радости жизни. Радостей этих, если присмотреться, было в жизни немало. В довоенных фильмах с Орловой и Утесовым, которые иногда показывали по вечерам; в свежести воздуха после июньского дождя, в книжках братьев Стругацких; в пестрых девушках, которые гуляли по набережной; в зарослях «Венериного башмачка», которые к августу выбрасывали похожие на орхидеи высокие цветы…
Высокий, костлявый, небритый, музыкант Густорожский не был похож на неудачника. «Бременский музыкант», — говорили друзья.
Однажды он поделился с сыном своей «философией»:
— В Японии есть обычай. Каждый клерк или работник, прежде чем идти на службу, несколько минут стоит перед букетом-икебаной или клумбовым цветком. Вбирает в себя их красоту. Это совсем простенькая радость, но помогает согреть душу. У нас видеть такую радость разучились. А ты попробуй…
Игорь попробовал. На дворе несколько минут разглядывал густо цветущие в газоне одуванчики. И… радость вроде бы и правда проклюнулась. По крайней мере, на душе стало легче, всякие недавние огорчения показались пустяковыми… Игорь, может, вскоре позабыл бы свой «одуванчиковый» опыт, но через несколько дней он познакомился с хмурой и решительной девчонкой, защитницей растительного мира. Оказалось, она из той же школы, что Игорь, хотя раньше он ее там не замечал.
Это случилось в начале прошлого лета. Игорь зашел на рынок, чтобы купить пучок редиски. Любил он грызть молодую редиску (тоже маленькая радость жизни, вроде любования икебаной). И даже пакетик с солью взял с собой — для вкуса. Редиску он сгрыз, ботву и остатки соли кинул в урну (не любил оставлять за собой мусор) и остановился у поребрика, потому что опять увидел одуванчики. Порадовался им, как знакомым, стал смотреть. И услышал за спиной:
— Ты что разглядываешь?
Позади стояла личность одного роста с Игорем. Сперва показалось — пацан. В рыжей футболке навыпуск и камуфляжных шортах, с колючими локтями и коленками, кудлатый и темноволосый. С черными густыми бровями и сердитыми глазами. Сердитость эта не обманула Игоря: он понял, что в глазах нет злости, а есть лишь вопрос. И еще понял — нет, не мальчишка. Потому что белые босоножки были явно девчоночьи, а в свободном вырезе футболки блестели бирюзовые бусы — пацаны такие не носят.
Надо было бы ответить, как полагается: «Что хочу, то разглядываю, от любопытства лечат в ближней поликлинике…» Но после редиски и одуванчиков настроение было размягченное. К тому же Игорь не любил давать примитивные ответы. Он хмыкнул и ответил прямо:
— Соблюдаю обычай Страны восходящего солнца!
Она не удивилась, но все же спросила:
— Это как?
— Очень просто. Созерцание цветущих растений утешает душу и ста-би-ли-зи-рует настроение. Это полезно в наш безжалостный век.
— Правда? — удивилась девочка. — Я не знала. Хотя вообще-то многое знаю о растениях…
Они глянули друг на дружку внимательней и… хихикнули. С этаким пониманием.
— А ты тоже любишь «Гринпис»? — вдруг спросила она.
— Что?
— Ну, так называется зеленый мир на планете.
