Они с Машей теперь постоянно беседовали на переменах. Будто давние друзья. Так вот сложилось у них после того дня, когда вместе убирали игрушки с елки.
— А что за обстоятельства? — неловко проговорила Маша. — Или… секрет?
— Мама его не пускает! Все боится… после того случая в Питере. Ей кажутся всякие совпадения. Там восьмиклассник — и Мир тоже. Обоим пятнадцать лет… То есть Миру немного нет пятнадцати, но почти… Его два года назад чуть не убили, а того Никиту… совсем… Мама думает: вдруг с Миром что-то опять? Говорит: «Посиди еще дома, ты слабый после простуды».
— Ну и правильно… Он простыл, наверно, когда ездил в свои «Резонансы»… В тот день…
— Маш, да не простыл он… — Матвею почудилось, что своей доверчивостью перед девочкой он защищает Мира от злых сил. — Врач сказал, что это, видимо, от нервов. У него и раньше так бывало. Случится какая-нибудь беда… пускай даже далеко… а в нем отзывается… Вот когда затонул теплоход «Булгария», он кулаки стискивал: «Ну почему так?» Может, это еще с той поры, когда разбился отец… Да Мир за себя-то не боится — он за маму, поэтому и не спорит с ней. Она с виду всегда спокойная, а нервы — как у него. Еще больше натянуты…
Маша вдруг спросила:
— Мак, а когда у него день рождения?
— Двадцать пятого марта, в каникулы. Хорошее время…
— Хорошее… Мак, он ведь любит парусные корабли, да?
— Конечно, любит! Понимаешь, он не хочет быть моряком, он больше думает о телескопах, но про путешествия тоже мечтает. А о кораблях он однажды написал… то есть сказал: «Они как песня…»
— Вроде той, что мы с ним пели, — тихо заметила Маша.
— У вас тогда хорошо получилось… — тоже вполголоса отозвался Мак.
И в памяти откликнулось:
По берегам зашумели леса.
Под облаками плывут паруса.
Вот мы дождались хорошего дня —
Снасти, как струны, звенят…
— Мак, я знаешь что придумала? — Шепот Маши был и немного смущенным и таким… слегка загадочным.
— Что? — выдохнул в ответ Мак.
— Давай сделаем Миру ко дню рождения подарок? От нас двоих…
Матвею сразу бы сказать «давай», а он глупо пробормотал:
— А почему… от двоих?
— Ну… потому что для тебя он такой брат… а со мной вместе он пел песню… Или не надо?
— Почему не надо?! — перепугался Мак и ощутил, будто едва не сломал что-то хрупкое. — Конечно, надо! А какой подарок-то?
— Здесь недалеко жила наша бабушка. Сейчас она уехала, но после нее остался старый дом.
Мак почувствовал, что, если вставить шуточку, вреда не будет:
— Подарить Миру бабушкино имение?
Маша тряхнула кудряшками.
— Эту развалину никому даром не надо. Но там есть кладовка, а в ней старые вещи. И однажды я видела там кораблик с парусами. Он даже не игрушка, а как модель в музее, красивая такая… Похоже, что яхта, я не разбираюсь…
— Откуда она у бабушки?
— Я спросила, а бабушка рукой махнула. «Не помню, — говорит, — от каких-то давних жильцов». Во время войны там жили квартиранты… Я этим корабликом немного поиграла, потом засунула обратно и даже не вспоминала… почти…
«„Не вспоминать“ про такую вещь!» — мысленно упрекнул ее Мак. А вслух сказал:
— Бабушка нас не заругает?
— Она о нем наверняка и не помнит. Она живет теперь у моих тетушек, а дом оставила под присмотром своего знакомого, дяди Гриши. У того своего угла нет, вот он и поселился там, караулит. Пока это строение не продадут на слом… Надо сходить и пошарить в кладовке. Согласен?
— Еще бы!.. — возрадовался Мак. Потом торжественно добавил: — И ветры приключений зашумели у них над головами.
Приключения в самом деле случились, очень скоро. Только совсем не романтические.
Бабушкин дом стоял на улице Хохрякова, в трех кварталах от школы. Синели сумерки, их жизнерадостно прокалывал голубыми лучами Юпитер. Он горел между верхушками двух черных елей. С тротуара дом казался небольшим — приземистый, в три окошка. Ставни на окнах были закрыты, но один из них оказался сорван, Юпитер отражался в гладком черном стекле. А за стеклом, внутри, ни единого проблеска.
На столбе у калитки смутно белел квадрат с числом 13.
— Зловещий номер! — хмыкнул Мак. — И название тоже…
— Название-то почему? — осторожно спросила Маша.
— Хохряков, он знаешь какой бандит был? Командир красной флотилии. Пленных топил живьем, священников расстреливал. А в советские времена объявили, что он герой…
— Это тебе Мир рассказывал? — шепнула Маша. Ей, кажется, стало неуютно.
— Не только Мир, я и сам читал…
С трудом отодвинули калитку, вошли в заснеженный двор.
— Странно, что лампочка над крыльцом не горит, — пробормотала Маша. — Ой, и замок на двери. Наверно, дядя Гриша пошел к приятелям: чего ему одному в доме сидеть…
— Значит, отбой экспедиции? — огорчился Мак.
— А вот и не отбой! У меня ключ есть…
Замок в кольцах щеколды был большущий. «Амбарный», — вспомнил Мак старинное название. Маша вынула из кармана куртки ключ — под стать замку. Замок не сопротивлялся, послушно повис на откинутой дужке. Маша потянула дверь.
— Мак, идем…
У Матвея почему-то затюкало сердце.
Внутри пахло промороженной мешковиной и стояла полная мгла, только зеленые пятна плавали в глазах.
— Подожди, здесь есть выключатель… Мак, посвети мобильником.
Мак включил дисплей телефона. Слабенький, но все же свет.
Маша потянулась к дверному косяку, пощелкала кнопкой. Света не было. Она виновато сказала:
— Ну понятно. Дядя Гриша, наверно, выдернул общий рубильник. Он так делает, когда уходит надолго. На всякий случай.
— А где рубильник-то?
— Здесь, в сенях, на щитке… Мак, только я там ничего не понимаю. Пылища, провода запутаны, искрят, если дядя Гриша задевает… Лучше не соваться.
— А как же кораблик?
— Ой, я вспомнила! Кажется, на кухне есть свечи. Бабушка запасла на всякий случай. Мы однажды при них сказки рассказывали…
— Сейчас тоже сказка!.. — усмехнулся Мак. — Вот вытянет руку Баба-яга…
— Мак, не надо! — жалобно попросила Маша. Почти всерьез.
— Это ты скажи Бабе-яге. И держи меня за руку, пусть Баба ест меня первого.
— Она еще сварить должна сначала. На кухне большущая печь.
— Двухместная, да?
— Мак, ну тебя! Я правда боюсь…
— Я тоже боюсь. Что придет дядя Гриша и устроит нам разнос…
