— Можно полюбопытствовать?
Полюбопытствовал. Долго листал и словно даже принюхивался. Покачал книжку на ладони.
— Удивительные бывают совпадения… Глянь в окно. Вон там, на углу, виден кирпичный дом…
— Ага. Красивый…
— Еще бы! В свое время один из самых красивых и знаменитых в нашем весьма славном городе Турени. В позапрошлом веке выстроил его для своего семейства именитый купец Холмогоров. Знаешь Холмогорский спуск у Заречной пристани? Это в честь того самого купца. И дом долго назывался Холмогорским, пока не стал Центром культуры коренных народов (а сейчас, по-моему, в аварийном состоянии). Так вот, в нем жила несколько лет писательница Надежда Лухманова. Сейчас почти забытая, а в конце девятнадцатого века очень даже популярная. Была замужем за сыном купца, известным инженером, который строил в Сибири железные дороги… Я вот и подумал: не родственники ли они с капитаном? Он ведь, судя по всему, тоже не был обделен литературным даром…
— Ой! Понятно, что родственники! Я прочитал в Яндексе, что его мать была писательница. Только там про все это коротко, и про наш город ничего…
— Если покопаться, можно найти. Любопытная тема… Едва ли сам капитан бывал в наших краях, но, возможно, здесь есть его родственники.
— Какие?!
Конечно, это фантастика, но опять вспомнился мальчик на палубе. Мир в ту минуту не думал о разнице времен.
— Дальние, конечно. Надежда Лухманова прожила здесь несколько лет, написала о нравах нашего города книгу, довольно интересную кстати. Потом развелась с мужем, вернулась в Петербург. После участвовала корреспондентом и сестрой милосердия в Русско-японской войне… Слышал про «Варяга» и Порт-Артур?
— Господи, ну конечно!
— Так вот, там она вела себя крайне храбро. Но вскоре умерла где-то на юге…
— А родственники-то?..
— Да! У нее и мужа, инженера Холмогорова, здесь родился сын, сводный брат Дмитрия Лухманова, капитана… Он остался навсегда с отцом. И возможно, завел потом семью, появились дети, племянники капитана… Может быть, они даже не были знакомы с капитаном, но все равно родная кровь. Сколько на свете таких вот взаимосвязей, а? Если вдруг станешь литературоведом или историком — готовая тема для докторской диссертации…
Мир, конечно, не собирался делаться кабинетным ученым. Но мысль о взаимосвязях зацепила его. Ему словно протягивал руку мальчишка с палубы «Товарища». И сюда же приплелась песенка, которую сочинила девятиклассница Зоя Вертицкая в клубе «Резонансы».
Да, связаны все судьбы очень туго,
Поскольку все мы на одной планете,
И если лучше будем знать друг друга,
Стрелять не станем ни в кого на свете.
Давайте пусть бомжи и президенты
Однажды поглядят друг другу в очи,
И, может, прямо с этого момента
Стрелять в людей никто уж не захочет.
Песенку сочли чересчур наивной, похихикали над ней (Зоя даже всплакнула, ее утешали). Но руководитель «Резонансов» сказал, что «здесь что-то есть». И Мир подумал, что да, есть. К тому же и мелодия (тоже Вертицкой) была славная. Плохо только, что президенты этой песенки не знали (и бомжи, разумеется, тоже), поэтому стрельба и прочие гадости на земле продолжались.
Не знали, конечно, той песенки и четверо, которые напали на Мира Рощина. «А может, и хорошо, что напали», — мелькнуло однажды у Мира. Да, ведь без этого случая не было бы долгих «шептательных» бесед в палате, когда братья открылись друг другу так, как не сумели бы за многие месяцы или годы. Не было бы времени обдумать много всего — от живой сути космических телескопов до бессмертия человеческих душ. Вот только мама настрадалась за эти шесть недель. Но зато появилась у Мира книжка Лухманова. Оказалось — не зря.
При выписке Владимир Маркович украдкой сунул книжку Миру:
— Забирай. Ответственность перед Людмилой Федоровной и угрызения совести я беру на себя. К тому же говорят, что для культурного человека кража книги не особенно большой грех…
— Да, он у нас очень культурный… — сунулся Матвей, который пританцовывал рядом. — Ай! Владимир Маркович, скажите ему, что культурные люди не должны давать подзатыльники младшим братьям!
— Ну, это зависит от обстоятельств, — уклончиво отозвался старший хирург. — Мир, друг мой, подожди-ка… Скоро я уеду отсюда в Пятигорск на постоянное проживание… а точнее «на доживание», и едва ли мы еще увидимся. И хочу оставить тебе подарок. Дай-ка на минуту книжку…
И он авторучкой нарисовал на последней странице с надписью: «Содержание» значок размером с ноготь — овал с поперечинкой.
— Знаешь, что это такое?
— Знаю. Это старинная буква «Фита». Да?
— Совершенно верно. Раньше с нее начинались разные имена: Федор, Фома, Фемистокл… А еще это был тайный знак… Слушай, расскажу. И пусть слушает младший брат, который считает тебя культурным человеком, несмотря на полученный подзатыльник…
— Он любя, — заступился Матвей.
Якорная цепь
Все это Матвей рассказал Маше, пока увязывали в сноп еловые ветки, заталкивали их вместе с коробкой в кладовку, подметали в комнате «послеёлочный» мусор и жарили глазунью с колбасой, потому что оба пришли к выводу: «Лопать хочется чудовищно».
— Книжку Лухманова мы с Миркой потом читали вдвоем. Понимаешь, она вовсе не приключенческая, местами даже скучноватая, но читаешь — и кажется, будто она сама оттуда… ну с барка «Товарищ». Будто побывала в плавании…
Казалось бы, Маша могла возразить: «Но ведь тогда она еще не была написана!» Однако она сказала:
— С тем мальчиком, сыном капитана, да?
— Да! — обрадовался Мак такому пониманию.
— А можно ее посмотреть? Я люблю старые книжки!
— Сейчас, только дожуем…
Дожевали, облизали губы, вымыли в четыре руки сковородку и вилки. Мак потянул Машу в их с Миром «кубрик» с двухъярусной кроватью.
— Садись… — Он дернул с полки потертую книжицу. С размаху сел рядом с Машей. — Вот, смотри, это и есть «Товарищ»…
На обложке был оттиснут четырехмачтовый парусник.
— Похож на «Крузенштерн», у нас такая открытка есть…
— Похож, но не он. «Крузенштерн» ходит до сих пор, а этот «Товарищ» погиб в Мариуполе во время войны, под бомбежкой… А вот тот парнишка на палубе.
— Волик?
— Наверно, да… Маш, а вот значок, который нарисовал доктор, Владимир Маркович…
— Мак, а что он означает? Ну, кроме того, что старая буква?
— Это эмблема общества ТЭК…
— Какой ТЭК?
— Владимир Маркович рассказал тогда, что у него был любимый дядюшка, а у того в детстве была компания друзей. Крепкая такая компания… Весной они делали кораблики из сосновой коры… как в наше время из пенопласта… И устраивали парусные гонки в луже у пристанского склада. Это была не просто игра, а вроде как обычай. Они потом, когда подросли и стали разъезжаться, дали обещание…
