Мужчина быстро осмотрел Николая Михайловича, оценил, сказал поставившему в кузов канистры парню:
– Садись, заводи. Я счас… Как, насчет самим торговать-то, не надумали? Никак на вашем конце не могу порядочных людей найти. А дело-то выгодное.
Николай Михайлович хотел было отказаться, со спокойным достоинством произнести: «Нет, спасибо». Но внутри дернуло: «А что, это выход. Где ты еще заработаешь, на чем? Брус покупать надо, кирпич… Деньги, деньги…»
И он стал обговаривать условия, технологию; «да» пока не прозвучало, но и ему, и мужчине в кожанке было ясно, что оно вот-вот прозвучит.
Глава восемнадцатая
– Ну и как, как ты себе это представляешь?! – негодовала Валентина Викторовна. – Я буду пойло разбавлять, таскать алкашам?
– А что ты-то сама предлагаешь? Как дом ставить? Бензин вон растет, продукты… Хлеб с селедкой нам жрать, что ли?
Николай хоть и говорил громко, резко, но не кипятился. То ли сам раскаивался, что поддался уговорам, то ли старался убедить.
Валентина Викторовна подперла голову рукой, покачалась:
– Куда мы катимся, куда катимся… Базарной теткой уже стала, теперь спирт буду…
– Хорошо, давай откажемся. Откажемся и ляжем здесь умирать. – Николай закурил десятую за вечер сигарету. – Лично я не вижу, каким образом нам устраиваться, все это налаживать.
Сел к печке, повесил голову. Валентина Викторовна с жалостью смотрела на него.
– Что ж, – вздохнула, – давай попробуем. Действительно, надо как-то жить.
– Не как-то, а хорошо надо жить. Через пяток лет стариками станем… Ладно, – Николай бросил окурок в топку, поднялся, – давай выпьем на сон грядущий. Закусить-то есть чего?
На другой день им привезли три десятилитровые канистры со спиртом, два ящика пустых бутылок, кулек пробок, двести рублей десятирублевыми бумажками – «для оборота».
И началось… Днем почти не приходили, зато по вечерам и ночами – один за одним. Динга осипла от лая.
Торговлей в первое время занимался только Николай – сам разводил, наполнял бутылки, сам выносил. Валентина Викторовна хмуро поглядывала на его операции, но пачечка заработанных денег в тумбочке становилась всё толще и толще, и в конце концов не из головы, а из души откуда-то пришла мысль: «Действительно, какой еще выход? И чего стесняться – не отравой ведь торгуем, нормальным питьевым спиртом. Была бы другая работа…» И когда Николай перебрал свою вечернюю, «на сон грядущий», норму и не смог подняться, пошла сама к калитке, взяла у какого-то незнакомого мужичонки пустую бутылку и деньги, а потом вынесла бутылку спирта. Положила деньги в тумбочку и вздохнула с неожиданным удовлетворением…
Артем являлся иногда, ничего не просил, ни о чем не заговаривал. Если родители в этот момент обедали, обедал вместе с ними, если выпивали, тоже выпивал. На вопросы о ребенке отвечал: «Да нормально, растет». Про строительство дома речи не заходило – Валентина Викторовна видела, что Николай ждет инициативы от сына, а тот ее упорно не проявляет. Будто не было уже этой проблемы.
В середине апреля неожиданно резко навалилась жара. Сухая, совсем летняя, и потянуло в огород. Из земли полезли сорняки, беспокоило чувство, что можно опоздать с посадками. В эту зиму Валентина Викторовна посеяла в ящиках помидоры и сладкий перец, и теперь рассада перерастала на подоконниках, закрывая свет, – целые джунгли получились… Но было ясно, что заморозки еще вернутся, наверняка и снег пробросит не раз. «Рано, – уговаривала Валентина Викторовна и себя, и рассаду, – потерпеть надо. Рано…»
В эти жаркие дни нашли тетку Татьяну. Пацанва залезла в заброшенный домик, что стоял неподалеку от избы Елтышевых, – то ли покурить они там решили, то ли играли во что-то, – и в подполе обнаружили лежащее тело. Побежали к управляющему. Тот сообщил участковому.
Из города следователи не приехали – поручили разобраться на месте. Участковый составил протокол. По его мнению, это был несчастный случай. Но смотрел на Елтышевых странно, вроде как с подозрением. Да и Валентине Викторовне самой было странно и непонятно, каким образом старуха могла оказаться в погребе заброшенного дома.
– Да что?! – не выдержал ее взгляда муж. – Я-то откуда знаю! Может, она сама так решила. И самой избавиться, и нас избавить.
Теткины подруги выполнили обещание – обмыли и одели ее в чистое. Все это происходило на кухонном столе; Валентина Викторовна была на подхвате, но на тетку старалась не смотреть, дышала ртом, хотя, удивительно, запаха разложения почти не чувствовалось. «Проморозилась за зиму…»
Хоронили на другой день после обнаружения. Дощатый гроб везли на телеге, возница, единственный мужик, у кого была лошадь, уже прилично выпивший, без передышки понукал лошадь:
– Пошла, тварь педальна!.. Н-но!.. Н-но, твою-то!..
Кладбище находилось почему-то не в сосновом бору, обступающем деревню с северо-запада, а напротив – у подножия холма, в сырой, заросшей чахлым осинником низине. «Вот здесь и меня с Николаем закопают», – подумала Валентина Викторовна, оглядывая такие же чахлые, как осины, кресты и тумбочки (мраморных и бетонных памятников почти не было)… И от мысли о собственной смерти, от того, что последнее пристанище столь безрадостно, она завсхлипывала, взглянула на лицо тетки Татьяны, за сутки ставшее страшным, словно обваренным, и зарыдала…
Хоронить собралось всего несколько человек – пяток старушек, нанятые в могильщики мужички и, для порядка, управляющий с участковым.
Заколотили гроб, криво опустили на веревках в яму. «Надо ведь по обряду на полотенцах опускать, – вспомнилось Валентине Викторовне, – а потом разрезать и раздать…»
Сыпанули по горсти земли на крышку, а потом мужички взялись за лопаты, быстро забросали яму. Воткнули в край холмика некрасивый, самодельный крест.
– Табличку потом сами прибейте, – сказал участковый. – Чтобы не затерялось.
– Да-да, конечно, – необычно для себя поспешно отозвался Николай.
После похорон Валентина Викторовна поискала могилки матери и отца, умершей ребенком сестры. Не нашла.
– Совсем ничего не соображаю, – оправдалась перед собой. – Домой надо…
Только собрали помянуть вдвоем с мужем – приглашать никого не стали, – пришел Артем.
– О, – усмехнулся муж, – как всегда вовремя. К обеду.
Артем молча сел возле стола, но слегка боком, повел носом.
– А что это?.. Чем-то пахнет…
– Тетю нашли, – ответила Валентина Викторовна и отложила нож, которым резала колбасу, – снова навернулись слезы. – Она… она, оказывается, в подпол упала в том доме… в ничейном.
– Да?.. И что?
– И что, – передразнил Николай, – похоронили вот.
Артем, словно угадав, что здесь лежала покойница, сдернул локоть со стола.
