– Хорошо мы там жили, – говорила старушка, – крепко жили. Бор рядом, и не как тут, сухой, а богатый. Груздей, бывало, косой коси. Бочками солили. Пласт груздей, пласт рыжиков, пласт волнушек, потом опять груздей… И жимолость, и брусника. Зайцев полно. Мой силки ставил, всегда с зайчатинкой были. Собаке варила… Этих, тувинцев, почти не было, а какие были, то смирные, работящие… А избы какие оставили! Из листвяка, двести лет им стоять… Сараи, завозни, бани – всё срубы. Сосны рядышком, а нарочно листвень везли с Саян, чтоб не погнило… А как эта вся смута-то началась, так и у нас пошло. Сперва по ночам на лошадях наскакивали, тащили, что плохо лежит, а потом уж и грабить начали, резать. Одетыми спали последнее время…
Старушка говорила и говорила, не интересуясь, слушают ее или нет, а Валентина Викторовна под монотонно-жалостливый голос прокручивала свою жизнь и пыталась вспомнить, были ли там, в прошлом, моменты, когда чувствовала настоящую, ничем не подтачиваемую надежность, не тревожилась за завтра… Нет, конечно, были такие периоды, и многими годами измеряемые, но сейчас они не вспоминались. Точнее, не вспоминалось это ощущение надежности.
– …И решили мы выезжать. Всей деревней решили. А дворов под сотню было. Машин мало добро вывозить, у кого что продать – так кому продашь? Куда? Все трогаются… У меня сын с семьей при мне, а дочь давно уж там, в ихней столице, в Кызыле, жила. Теперь в Шушенском… И вот сперва мы к ей, а оттуда уж сюда кое– как. Сын домишко брошенный тут нашел, купил у сельсовета. Подлатал… Обжились. Потихоньку новый дом поставили. Теперь ничего, а первое время ох тяжело было… И тут нас обокрали первым делом, мотоцикл угнали. Прямо с ограды. Так и не нашелся. Сын плакал… А муж-то мой там лежит, в Межегее. Помер в восимесят восьмом еще, не увидел всех наших страданий. О-ох… Что с могилкой его, и не знаю. А деревня снится каждую ночь почти. И бор, и горы, и всё… А здесь другое совсем…
Валентину Викторовну из услышанного задели два слова – «машина» и «обокрали»… Надо с Николаем насчет машины поговорить – будет налаживать, не будет? И с гаражом что делать? Продать и то и другое или как? Что-то надо решать. И воровство… Тетка тоже сколько раз говорила: воруют страшно. Их пока, слава богу, не трогали, но если машину перегонят – вполне ведь могут…
Старушка посмотрела на висящие на стене часы и, вздыхая, поднялась. Нажала кнопку; глухо, как алюминиевый, затренькал звонок.
– Идите на второй этаж, – сказала Валентине Викторовне, – и там по левую руку первая дверь. Звать ее Ольга Петровна.
Ольга Петровна была высокой, крупной, моложавой женщиной. Представительной.
Приняла Валентину Викторовну с приветливой улыбкой, обнажившей металлические коронки на передних зубах. Усадила, предложила чаю.
Мягко, с благодарностью отказавшись, Валентина Викторовна похвалила школу – уютно, тепло, светло. Сообщила, что сама родом отсюда, но жила в городе. А потом, набравшись духу, спросила, есть ли у них свободное место, добавила: отработала тридцать лет в библиотеке, пять лет из них заведующей, прекрасно знает русскую литературу…
Лицо Ольги Петровны поскучнело, вместо улыбки появилась горестная гримаса, углы губ загнулись, внизу щек появились мешочки.
– Ничем, к сожалению, помочь не могу, – сказала. – Химика у нас нет, но ведь вы же не химик… И я ничего в этих цепочках не понимаю… Нет, все штатные должности заняты. Года бы три назад… Тогда у нас почти никого не было, мне приходилось и историю всю вести, и географию, и труд. А сейчас поняли люди, что нечего им искать лучшего – хоть и две тысячи зарплата, но лучше, чем ничего… Одна из Захолмова каждый день приезжает, учительница физики, а это тридцать километров почти в один только конец. И вот мотается…
Снова зазвенел звонок. Директор поспешно вскочила:
– Простите, мне на урок. Седьмой класс. Кошмар прямо какой-то – каждый раз сражения.
Валентина Викторовна, кивая, направилась к двери. Директор шла чуть сзади, горевала:
– Совершенно неуправляемые. И ничего на них не действует. Вы же, говорю, сейчас фундамент жизни своей закладываете, ведь с вами там дальше никто нянькаться не будет… Ничего! На ушах стоят, девочки хуже парней. В восьмом, в девятом приходят в себя, но часто поздно уже… У нас школа-то девятилетняя. Лет семь как переформатировали. Бывает, кто хочет полное среднее получить, – или в город едут к родне, или в Захолмово. Двух-трех мы тут до аттестата довели – заочно, так сказать. Комиссия из районо приезжала. Экзамены такие, что прямо как в МГУ. Но ничего, не подвели ребята, сдали. Сейчас, правда, здесь. Денег нет поступать… А насчет работы… Не знаю, что и посоветовать. Совсем с этим неблагополучно у нас. Но если вдруг что, то я, конечно…
Домой вернулась разбитой, выжатой. Будто палками отходили. Хотелось лечь на диван и лежать, лежать.
А дома – гостья. Сидит нарядная, лет сорока, светло-русые волосы, располагающее лицо. Даже в таком своем состоянии Валентина Викторовна почувствовала к ней симпатию. Или захотела почувствовать. Может, симпатию не к ней именно, а к той надежности, что от нее исходила.
Гостья сидела за накрытым к чаю столом, напротив нее – Николай. Сына на кухне не было, тетка, как обычно, покачивалась на своей табуретке, смотрела на гостью, не понять – враждебно или с интересом.
– О, вот и Валя! – как-то облегченно обрадовался муж. – С ней надо обсудить…
Гостья метнула на Валентину Викторовну быстрый, но цепкий взгляд, за секунду всю ее осмотрела, оценила и заулыбалась. Приподнялась.
– Здра-авствуйте, Валентина! – подала руку.
Валентина Викторовна неумело пожала ее – здороваться за руку не привыкла. Вернулась к двери, оббила снег с сапог. Стала снимать пальто.
– Это вот соседка наша, – заговорил Николай. – Елена… М-м?
– Можно без отчества.
– Елена Харина. Они с мужем на соседней улице живут…
– У нас пятеро детей, – подхватила гостья. – Старшему пятнадцать, а младшей, Анюте, три с половиной.
– А всё говорят, рождаемость падает. – Валентина Викторовна включила чайник. – У вас пять детей, у Юрия – шесть. Еще, слышала помногу есть… А вы местные?
– Да не-ет, вы что! Из Братска. Половина добра еще там.
– Ясно. Что-то одни приезжие. И управляющий, и техничка в школе…
Гостья согласно закивала:
– Приезжих много. И я представляю, каково вам сейчас. Сами так же… У вас хоть вот бабушка есть. – Короткая улыбка в сторону тети Тани. – А у нас никого знакомых не было. Пальцем ткнули и приехали. Наши корни – и мои, и мужа – с Урала. Родители оттуда. По комсомольской путевке ГЭС строить рванули. А мы теперь оттуда выбираемся. Совсем там… Ни цивилизации, ничего.
Щелкнул, вскипев, чайник. Валентина Викторовна с усилием встала.
– Чай будете?
– Да я уже напилась. А, налейте еще. Вкусно ваш Николай чай заваривает…
– А Артем где? – спросила Валентина Викторовна мужа.
